– Эй, ты что там хватаешь? – обеспокоился злой как черт водила. – Каменюку, что ли?! По башке хочешь дать?!
Я протянул руку, показал, потом выпустил билет, и он полетел по ветру, кувыркаясь, как акробат под куполом цирка. И мне вдруг снова стало тошно. Я попал! Вокруг – ни одной родной души! Чужой мир, чужая страна. Да, чужая! Потому что мой мир в 2018 году, а сейчас… какой сейчас год?
– Сержант, какой сейчас год? – не задумываясь, спросил я.
– Год?! – изумился водила. – Точно, спятил. Семидесятый был с утра год! А у тебя какой?
Я чуть было не ответил, но придержал язык. И мгновенно решил: держать язык за зубами, пока во всем не разберусь! Иначе точно окажусь в дурдоме!
В дурдоме я все равно оказался, но только через несколько часов. В эти часы меня вначале допрашивали. Вернее, опрашивали. Брали объяснение. Я отвечал, что ничего не знаю – кто я, откуда я и как оказался на дороге. Память пропала! Я не помню ни года (сержант свидетель), ни месяца. Помню только, что я в Саратове, но ничего тут не узнаю́.
А я и правда не узнавал. Напротив Саратовского отдела в моем времени был построен торговый центр. Сейчас его нет. Стоят старые кирпичные дома, частные дома. Не видел, на месте ли Октябрьский отдел, он в мое время находился позади Саратовского, за углом. Но мне рассмотреть особо и не дали, сразу завели в помещение.
Одеяло свое драгоценное водила все-таки отнял, но я без одежды не остался – тот же самый летеха притащил старые милицейские брюки с подозрительным пятном на заду (обделался кто-то, что ли?), старый китель без погон, со следами свежего их отпарывания (ну само собой – бомж в милицейском кителе с офицерскими погонами?!).
Глупо я выглядел – штаны не доставали даже до щиколоток, обтягивали ляжки, как трико у балерин, а китель на моих плечах едва не лопался при каждом моем глубоком вздохе. Потому дышать я старался порционно и двигался осторожно. Но все-таки это была одежда. И она согревала. Не до жиру! Главное – живой.
Допрашивал меня тот же самый летеха. Вернее, не допрашивал, а опрашивал (это разные понятия), ибо я пока не был замешан ни в чем предосудительном – кроме циничного демонстрирования половых органов придорожным деревьям. Кстати, легко можно меня за этот цинизм закрыть, к примеру, на пятнадцать суток. А за эти пятнадцать суток сделать запрос во все инстанции и решить, что со мной делать.
Так-то меня не обижали, не оскорбляли – летеха был если не предупредителен, то деловито сух и ничем не выражал своего ко мне отношения. Ну, не помнит человек, кто он и откуда взялся, – и что? Без него дел хватает. А что это не беглый уголовник, видно с первого взгляда. Татуировок-то нет! Никаких!
Я вообще-то не любитель украшать себя наскальной живописью, даже если это какая-нибудь хрень, указывающая на принадлежность к «Войскам Дяди Васи». Ну, типа парашюта и болтающегося под ним человечка. Не нравится.
Мне «откатали» пальцы – седой, предпенсионного возраста, заспанный эксперт-криминалист, от которого ощутимо несло старым перегаром.
Криминалисты всегда были сами по себе и как бы и не совсем менты, потому имели некоторые послабления. Особенно дельные криминалисты. Этот был дельным. Сделал он все быстро, без лишней суеты, и скоро я уже отмывал испачканные пальцы в раздолбанном сортире отделения, в котором, как и в дежурке, воняло блевотиной и табаком.
И вообще здесь все пропахло табаком. Стены, пол, стулья, столы, даже люди. Когда это еще до народа дойдет запрет на курение в общественных местах… Очень справедливый, надо сказать, запрет. Не фиг дымить в общественных местах! Ибо не хрен! Кстати, то, что я не курю, помогало мне в зеленке. Снайпер, который курит, находясь «на охоте», долго не живет. Табачный дым некурящий человек чует за несколько десятков метров.
Затем меня отвели в камеру. Обычную камеру РОВД – деревянные голые нары, стены, заляпанные «шубой», чтобы на них нельзя было ничего написать. Жуткое изобретение эта самая «шуба». Если кого-то взять за волосы и провести башкой по такой стене – через пару метров от башки останется кусочек с кулак величиной. Все остальное будет висеть на стене. Эдакий гипернаждак.
Я улегся на топчан, отполированный боками десятков и сотен «посетителей», и, как ни странно, мгновенно заснул. Мне не хотелось ни есть, ни пить, что было немного странно – все-таки я любитель плотно перекусить, а ел последний раз… сорок восемь лет назад. Нет, вперед! Хе-хе… забавная шутка, ага! До слез…
Разбудил меня грубый пинок в зад, от которого я мгновенно проснулся и вскочил на ноги, готовый к чему угодно. Китель на спине опасно натянулся под давлением надувшихся мышц, а я в это время пытался продрать глаза и разглядеть причину моего раннего и бесцеремонного пробуждения. Я ожидал увидеть дежурного сержанта при камерах, или летеху, или любого из ментов отдела, но передо мной стоял тот самый мужик из Усть-Курдюма, который уже слегка протрезвел, но еще находился на границе между бодрствованием и явью. И ему явно хотелось выместить на ком-то свою досаду и злость. Пролить, так сказать, посильно чужую кровь.