— А ты думаешь, это говно только к индийцам и желтым относится? Отряды палачей есть в каждом городе, в каждой стране.
— Ты совсем рехнулся. — Я повернулся и пошел прочь.
Барри поймал меня за руку.
— Их готовят в Северной Ирландии. Им там дают кой-чего для затравки, а потом отправляют домой голодными.
— Отстань ты от меня, — сказал я, вырывая руку.
— А что? Ты действительно веришь, что все эти пабы взрывают ирландские хулиганы в спецовках, которые тусуются за мешками, бля, с удобрениями?
— Ну да, — улыбнулся я.
Барри посмотрел на землю, взъерошил себе волосы и сказал:
— К тебе на улице подходит человек и спрашивает, где найти такой-то адрес. Как ты думаешь, он потерялся или он тебя допрашивает?
Я улыбнулся:
— Большой Брат?
— Он наблюдает за тобой.
Я взглянул на сереющее небо и сказал:
— Если ты ей правда поверил, то надо кому-то об этом сообщить.
— А кому я могу сообщить? Слугам закона? Эти люди и есть закон, мать их ети. Жизнь каждого в опасности.
— Ну так зачем тогда жить? Почему бы не покончить с собой, как Гарланд?
— Потому что я верю в добро и зло. Я верю, что предстану перед судом и судить меня будут не они. Так что пошли они все на хер, вот что я тебе скажу.
Я посмотрел на гравий под ногами, мне хотелось отлить.
— Ну, ты едешь или нет, придурок? — сказал Барри, поворачивая ключ в замке.
— Мне в другую сторону.
Барри открыл дверь.
— Ну, тогда до встречи.
— Ага, увидимся. — Я повернулся и пошел по парковке.
— Эдди!
Я повернулся и прищурился на бледнеющее зимнее солнце.
— Значит, у тебя никогда не возникало непреодолимое желание спасти нас всех от зла?
— Нет, — крикнул я через пустую парковку.
— Врешь, — засмеялся Барри, закрывая дверь машины и заводя двигатель.
15:00, воскресенье, Кастлфорд, в ожидании автобуса на Понтефракт и, слава богу, вдали от безумств Барри Гэннона. Три с половиной пинты — и я почти рад вернуться к своим крысам.
Крысолов: история, тронувшая сердца йоркширского народа.
На дороге показался автобус — я выставил большой палец.
Крысолов: Грэм Голдторп, опустившийся учитель музыки, ставший официальным городским крысоловом, задушивший чулком свою сестру Мэри и повесивший ее в камине в прошлый Хэллоуин.
Я заплатил водителю и пошел в самый конец одноэтажного автобуса — покурить.
Крысолов: Грэм Голдторп, унявший с помощью дробовика свое неспокойное сознание, в котором роились видения бесконечных нашествий грязных бурых крыс.
Мэнди сосет пакистанцам — гласила надпись на спинке сиденья передо мной.
Крысолов: история, близкая сердцу Эдварда Данфорда, спецкорреспондента по криминальной хронике Северной Англии, бывшего писаки с Флит-стрит, блудным сыном вернувшегося на родной Север и потрясшего страну этим жутким рассказом и видениями бесконечных нашествий грязных бурых крыс.
Йоркширские Белые — гласила надпись на спинке следующего сиденья.
Крысолов: моя первая история в «Пост»; спасибо божьему провидению, отправившему одновременно отца и Джека, мать его, Уайтхеда в больницу.
Я попросил водителя остановиться, желая, чтобы Джек Уайтхед сдох.
Я вышел из автобуса в конец понтефрактского дня. Я загородил сигарету полой старого отцовского пальто и лишь с третьей попытки победил порывы зимнего ветра.
Обитель Крысолова.
Чтобы дойти от остановки до тупика Уиллман-Клоуз, нужно ровно столько времени, сколько требуется, чтобы выкурить одну сигарету. Туша бычок об асфальт, я чуть было не наступил на собачье дерьмо.
Собачье дерьмо на Уиллман-Клоуз — это очень сильно разозлило бы Грэма Голдторпа.
Было уже темно, и почти у каждого дома стояла елка, украшенная рождественскими огнями. Но только не у Энид Шеард, этой жалкой сучки.
И не у Голдторпов.
Проклиная свою жизнь, я постучался в стеклянную дверь бунгало, прислушиваясь к лаю огромной эльзасской овчарки по кличке Гамлет.
Во время моего весьма короткого ангажемента на Флит-стрит я видел такое сотни раз. Родственники, друзья, коллеги и соседи умерших или обвиняемых — те самые люди, которых якобы обижало, ужасало, оскорбляло и даже приводило в ярость само упоминание о деньгах в обмен на информацию, — звонили месяц спустя с такой неожиданной готовностью, с таким внезапным желанием помочь и с такой, мать их, невероятной жадностью. Родственники, друзья, коллеги и соседи умерших или обвиняемых звонили и просили денег в обмен на информацию.