Заместитель начальника полиции Олдман также обратился ко всем гражданам, находившимся неподалеку от Солджерс Филд в субботу вечером, с просьбой обратиться в правоохранительные органы. Сотрудники уголовного розыска особенно интересуются водителями белого «Форда-капри», темно-красного «Форда-корсар» и «лендровера». Мистер Олдман подчеркнул, что полиции необходимо установить личности этих граждан исключительно для сужения поисков преступника и что любая полученная от населения информация будет использоваться в строго конфиденциальном порядке.
Граждане, располагающие какими-либо сведениями, должны обратиться в ближайший полицейский участок, либо связаться напрямую с отделом убийств по телефону 461 212.
Я вытащил лист из машинки и перечитал написанное.
Кучка маленьких ржавых слов, скованных между собой в цепочку кошмара.
Мне хотелось выпить и покурить, но не здесь.
– Уже закончил? – спросил Билл Хадден, заглядывая мне через плечо.
Я кивнул и протянул ему листок, как будто случайно его подобрал.
– Ну как?
За окном сгущались тучи, окрашивая день в серый цвет, окутывая город и офис какой-то внезапной тишиной. Я сидел и ждал, пока Билл не закончит читать; мне было одиноко как никогда.
– Отлично, – улыбнулся Билл. Его ожидания оправдались.
– Спасибо, – сказал я, предвкушая туш, слова и слезы благодарности.
Но момент истек, не успев начаться.
– Чем ты теперь собираешься заняться?
Я откинулся на спинку стула и улыбнулся:
– Я бы не отказался выпить. А ты?
Этот здоровый краснолицый и седобородый мужик вздохнул и покачал головой:
– Для меня еще рановато.
– Рановато не бывает. Бывает только поздновато.
– Значит, увидимся завтра? – спросил он с надеждой.
Я встал, устало подмигнул ему и улыбнулся:
– Без сомнения.
– Ладно.
– Джордж, – крикнул я.
Джордж поднял голову со стола.
– Джек? – спросил он, щипая себя.
– В Пресс-клуб пойдешь?
– Давай, ненадолго, – ответил он, сконфуженно улыбаясь Биллу.
Направляясь к выходу, он помахал коллегам, а я отвесил поклон, думая: мотать срок можно по-разному.
В Пресс-клубе темно, как дома.
Я не мог вспомнить, когда я был там в последний раз, но мне помог Джордж:
– Да, бля, очень смешно.
Я понятия не имел, о чем он.
Бет посмотрела на меня из-за стойки. Она слишком хорошо понимала, что происходит.
– Давненько тебя не было, Джек.
– Ага.
– Как дела, дорогой?
– Нормально, а у тебя?
– Мои ножки не молодеют.
– Не беспокойся, – засмеялся Джордж. – Мы любим, когда дамочки уже не стоят, да, Джек?
Мы смеялись все вместе, а я вспоминал Бет и ее ноги, и те времена, когда мне казалось, что я могу жить вечно, когда мне хотелось жить вечно, когда я еще не понимал, что это – проклятие.
– Виски? – спросила Бет.
– И чтоб лилось рекой, – улыбнулся я.
– Я уж постараюсь, как всегда.
Мы снова засмеялись. Я – с эрекцией и стаканом виски в руках.
Снаружи я – пьяный, я – прислонившийся к стене, на которой белой краской было написано слово НЕНАВИСТЬ.
Ни подлежащего, ни сказуемого, просто НЕНАВИСТЬ.
Оно расплывалось, крутилось, и я потерялся между строк, между слов, которые я должен был написать, и слов, которые я написал.
Истории, я снова рассказывал в баре истории:
Йоркширские бандиты и йоркширские полицейские, случай в Кэнноке и Черная Пантера.
Истории, одни истории. Не касаясь настоящих историй, правдивых историй, тех, благодаря которым я оказался здесь, оказался у этой стены, на которой написано НЕНАВИСТЬ.
Клер Кемплей и Майкл Мышкин, стрэффордская перестрелка и убийство во время ритуала изгнания дьявола.
У каждой сволочи был свой звездный час, у каждого кота – масленица, но у каждого Ахиллеса была своя пята, и у каждого Наполеона – свое Ватерлоо.
Правдивые истории.
В черно-белом варианте на фоне стены с надписью НЕНАВИСТЬ.
Я провел пальцами по краске.
Я стоял и думал: интересно, где же наши братаны, бравые ребята?
И тут они появились, обступили меня со всех сторон:
Бритые головы и запах перегара.
– Эй, дедуля, – сказал один из них.