– Да. Они вернули нам документы, когда выпускали нас два часа назад. Сержант за стойкой окликнул нас и спросил: «Эй, ребята, а эти бумажки вам не нужны? Нам они совершенно ни к чему» – и выдал нам документы.
– А что с обвинениями?
– Наш адвокат сказал, что если мы признаем себя виновными в оскорблении полиции, то они снимут обвинения насчет сопротивления при аресте и порчи служебного имущества. Похоже, максимум, что нам грозит, – штраф в пять фунтов. Но даже от этого можно отбояриться, если вести себя с ними достаточно учтиво.
– А картины? Хозяин?
– Мы только что от них. Они повели себя очень тактично. Я объяснил, что их Рэйбернс закрашен гуашью, которая элементарно смывается. Кроме того, клуб готов заплатить аренду за самовольно занятые помещения, так что все в порядке. Кто-нибудь, сделайте мне очень крепкий кофе. Я чувствую, что заслужил этого. Кстати, где Хелен?
– Она уехала домой.
– Так позвоните ей, черт возьми! Она нужна нам для вечернего выступления. На самом деле позвоните и сразу скажите, что мы едем, чтобы ее забрать. Джок, она тебе доверяет, съезди, пожалуйста, за ней. Ее предки живут в Камбусланге, это час езды на поезде. Господи, да что вы все на меня так смотрите?
Я объяснил Брайану, что я сделал. Он присел на стол и спросил:
– Ты все разобрал?
– Да.
– И сцену, и зрительские места?
– Да.
– Боже мой. Сколько сейчас времени?
– Слишком поздно, чтобы успеть собрать все заново. Конторы, где мы брали материалы, уже закрыты. Прости, Брайан. Вы все, простите меня, пожалуйста.
Долгое время Брайан сидел неподвижно. Только по его глубоким судорожным вздохам было понятно, как ему больно. Я вдруг осознал, что он единственный по-настоящему любил этот спектакль. Актеры, писатель и я любили спектакль только за свое участие в нем, а Брайан один любил все действие целиком. Теперь он понуро сидел, тяжело вздыхал и качал головой. Диана села рядом и положила руку ему на плечи – очень осторожно, словно доктор, накладывающий повязку на рану. Он слегка улыбнулся:
– Все нормально, Диана. Со мной все в порядке.
Я хотел сказать ему, что завтра первым делом восстановлю всю площадку, сам заплачу за ее аренду, если это понадобится, но тут же понял, что все это блеф. Чтобы восстановить площадку и зрительный зал, понадобится не меньше четырех дней. Это можно сделать за один день, только если все будут активно участвовать, но у кого хватит на это сил после всего, что случилось? Хелен, например, точно не пошевелит и пальцем. Я сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Я действовал опрометчиво и глупо.
– Да, – сказал Брайан, – я тоже так думаю. Но в любом случае спасибо тебе, ты нам здорово помог. Ты и помимо выступления действовал более предусмотрительно, чем актеры, я имею в виду финансовую сторону дела, но, видимо, для техника это нормально. Мне жаль, что в конце концов ты нас окунул в такое дерьмо…
– Да он обыкновенная посредственность, вот в чем его беда! – выкрикнул писатель.
– Не всегда, – ответил Брайан, – во всяком случае не с начала. Но сейчас он явно устал. И я тоже. Все мы устали. Если разобраться, моя вина в этом тоже есть, не надо было так горячиться в полицейском участке. Давайте собираться. Возвращаемся в Глазго.
– Это глупо! – закричал писатель. – Не так уж много нужно балок и шестов, а он, между прочим, вообще не нужен… – Он ткнул в меня пальцем, и тут я понял, почему этот жест считается оскорблением. – Ведь это он сорвал наше последнее выступление своими дурацкими фокусами с поперечными балками. Все, что нужно для нормального спектакля, – это помещение, зрители, ваш талант и мои слова. У нас есть это. Актерские навыки и текст моей пьесы находятся у вас в головах. Отчертите мелом место для действия, положите вокруг матрацы для зрителей. А затем – приглашайте публику и играйте! Играйте! Это прекрасная возможность для моей пьесы быть сыгранной именно так, как она задумывалась, без всяких хитрых приспособлений и дьявольских устройств.
– Отличная идея, – вздохнул Брайан. – Беда в том, что публика едва ли готова к подобным шоу. Во всяком случае я не готов работать в таком формате.
В тот вечер Брайан, писатель и я вернулись на поезде в Глазго. Родди и Роури решили пожить в клубе до конца фестиваля. Я оставил им деньги на аренду фургона, чтобы они могли привезти в Глазго остатки осветительного оборудования. Сейчас мне уже казалось, что я не более удачлив, чем остальные члены труппы, по крайней мере в финансовом отношении. У Брайана были официальные расходы, и, наверное, ему пришлось заплатить штраф, но все это были последствия его собственной ошибки. Диана тоже осталась в Эдинбурге, полагаю, чтобы продолжать видеться с английским режиссером. Она проводила нас до станции, поцеловала Брайана и даже писателя, а меня совершенно игнорировала. Мне было жаль видеть это, ведь до того дня она была моим лучшим другом.