Эдуард, был обрусевшим грузином, языка своего и обычаев он не знал, иначе бы не женился на русской. У детей грузинской семьи, проживавшей на нашем этаже, все дочки вышли замуж исключительно за грузинских парней. Валентина о своем грузине однажды сказала, что ее муж такой же грузин, как она чукча и в какой-то мере подруга жены была права. От грузина у него остались лишь амбиции.
Парень, улыбнулся и, тут же извиняясь, для знакомства, подал мне в пятнах краски свою руку:
— Не отмываются, ― сказал он, ― сколько не мой, не три щетками, никакого толку, даже «химия» не помогает. Я пробовал. ― Эта, он тут же показал другую руку ― не лучше, такая же, хочешь ее пожми.
Высокий, худощавый, Эдуард вел себя не очень солидно и излишне передо мной лебезил. Я так думаю, он был таким же и с другими людьми. Это его стиль общения с клиентами.
Мы поговорили, я не забыл передать ему слова своего отца и лишь после вручил сверток, ― завернутые в газету шкурки для работы, после чего мы еще немного постояли и расстались.
Валентина при мимолетных встречах, когда я спрашивал у нее, как продвигаются работы по пошиву моей шапки. Эдуард должен был не только выделать материал, покрасить, но и сшить мне головной убор, отвечала:
— Ишь, ты какой прыткий. У них в ателье все очень строго. Нужно подождать, а сколько: я не знаю. Заказ, этот сам понимаешь у него «левый». Он его делает тайком в свободное от работы время. ― Одним словом прошло много месяцев, но он мне так ничего и не отдал ни шкурок, ни шапки.
Отец, узнав, что мне так и не ходить в дорогой шапке, в сердцах сказал:
— Сеня, это же бобер. Шапка из него на вес золота. Наверняка, кто-то, может даже сам депутат, этому твоему знакомому ― директору ателье, ― несказанно рад, оттого, что ходит зимой в твоей шапке и в ус не дует, ― затем он помолчал и продолжил: ― Или же зря твоя жена мне его хвалила, он не такой уж и специалист.
Я, после из слов отца выбрал для себя вторую версию: меховая шапка жены, однажды покрашенная им, недолго продержалась, через год стала вдруг терять цвет. А это не профессионализм. Правда, брак Эдуарда, нисколько Марию не смущал, ее отношение к подруге ничуть не изменилось. Моя жена в тот момент Валентине чуть ли не в рот заглядывала. Было отчего. Гулишвили ― москвичка, а она кто такая? Всего-навсего провинциалка и глубинки, да и только.
Валентина, Эдуард и их сын Артем жили в среднем подъезде дома в малогабаритной двухкомнатной квартире на двенадцатом этаже. Вместе с ними жила и мать молодой женщины. Жилплощадь была приобретена за ее счет и на ее имя. Родительница занимала одну из комнат ― большую, правда, порой часто и подолгу пропадала. Дочь она вырастила сама и, отдав ее замуж, теперь брала от жизни все: пыталась обзавестись мужем. Молодых это устраивало. Особенно Эдуарда. Тещу он попросту побаивался, возможно, это являлось одной из причин его частых задержек на работе.
Однажды, мы стояли у дома и разговаривали, наши дети гуляли рядом: носились друг за дружкой. Неожиданно появилась мать Валентины, выйдя из подъезда она едва двери закрылись, отряхнувшись, будто от грязи, возмущенно выдала:
— Ну, надо же! Ну, ни нахал. Вон-вон пошел. Мне, солидной женщине ― матери взрослой дочери, в лифте говорит: «Девушка, а девушка, можно я вас за сисечку потрогаю». Нахал, просто нахал!
Женщина выглядела лет на тридцать пять-сорок, дочь свою родила лет в шестнадцать, ну может чуть в большем возрасте и этот экспромт, выданный парнем, был родительницей Валентины озвучен не зря. Для показа: она женщина молодая и может себе позволить разгульную жизнь.
Валентина у нее была особенная ― такая, вся из себя. Она долго в «девках не засиделась», сразу же после школы, закончив в учебно-производственном комбинате дополнительный профессиональный класс ― были такие, отправилась работать нянечкой в ближайший от дома детский сад, а затем, даже особо не погуляв, выскочила замуж. Грузинские парни любят блондинистых русских барышень.
Я, уезжая в командировки, знал, моей жене, в случае необходимости помогут. В любой момент могла подскочить Валентина и при необходимости забрать ее с дочерью к себе или же дать наставления Мария, жена Михаила, да и Люба, поздно родившая девочку Свету, а еще подруга Любы ― грузинка Мэри тоже не остались бы в стороне. Мэри жила с семьей в трехкомнатной квартире, напротив нас. Я не испытывал боязни за судьбу своей семьи. Хотя родственников в Москве рядом и не было, но хватало друзей. Многих из жителей дома мы если не знали по именам, то знали в лицо.