Однажды, Хазарский из-за проблем с сыном в школе был вызван «на ковер» к директору. Для этого ему был назначен неподходящий час: он сдавал статью и процесс этот затянулся. Ждать было просто невозможно: ― поджимало время. Михаил, взглянув на часы, вдруг резко встал, извинился и рванул к выходу.
На улице мой товарищ был ошеломлен: рядом галдели, кричали крашеные полуголые парни и женщины, а еще били в бубны, размахивали погремушками и выказывали непристойные действия, извиваясь, как в аду на горячей сковородке, всем телом. Это было уму непостижимо.
Он в СССР ходил на торжества в честь Великого Октября и на день Победы ― девятого мая, а еще на Первомайские демонстрации, ему это даже нравилось, иначе бы не взял однажды с собой сына, но такого что творилось здесь, никогда не видел. Хазарский был в замешательстве и не знал, что делать? Наверное, ему стоило эту на всю улицу колонну как-то обогнать и поторопиться на прием в школу, но мужчине неожиданно припомнилась траурная процессия недалеко от Курска. Он тогда на своем автомобиле торопился к бабе Циле ― своей матери, а еще мои слова: «… обгонять ни в коем случае не следует, это все равно, что торопиться на тот свет», ― нужно, пристроившись вместе со всеми чинно следовать до тех пор, пока тебе не освободится проезд, а уж тогда жми на акселератор. И Хазарский сдался, он шел и шел.
От понимания, своего положения: он опаздывал и намного, мой товарищ для снятия стресса заорал на своем и, поливая этот некультурный народ всеми цветами радуги ― русским отборным матом продолжил путь. Пусть эти янки знают «наших». Он здесь был еще чужой. Это ему придавало силы и уверенности в своей правоте. И все бы ничего, но среди гомосексуалистов, трансвеститов, лесбиянок и прочего сброда, мелькнуло вдруг лицо начальника, нет, не отдела, а почитай непростого ― босса газеты, в которой Михаил работал. Ох, как он его напугал, дождавшись удачного момента «новый американец» сразу же улизнул и, ничего не подозревая о полученной поневоле раскраске: кто в толпе из этого отребья его только не целовал, ― тут же бросился в подворотню, а уж затем, торопливо семеня ногами, добрался до школы.
Хазарский, не нашел желания или же целесообразности чтобы описывать учебное заведение, в котором учился его сын Ефим. Не знаю, с чем это было связано? Тетрадь, была небольшого объема и, наверное, оттого не могла изобиловать подробностями, хоть самому садись за стол, да пиши.
Однако, я этого делать не буду, так как за границей не был, чего доброго, «навру в три короба», но, чтобы как-то дополнить товарища сошлюсь на кинематограф. В девяностые годы чего только мы не крутили. Мне запомнился фильм Роберта Замякиса: «Назад в будущее». Школа восьмидесятых годов, а еще в ней длинный коридор, галдящие на перемене дети, надзиратель лысоватый вездесущий мистер Стрикленд, пытающийся успокоить всех и навести порядок.
Наверное, этого достаточно, чтобы с помощью Голливуда дать представление об их буржуйской школе. Наша ― другая, она отличается от американской, да и от западноевропейской школы наличием в интерьере естественных материалов, а не огромного количества пластика.
Я помню, когда у нас в Москве стало модно делать евроремонт, многие квартиры стали похожи на офисы.
Так вот Хазарский оказавшись внутри учебного заведения, в таком вот коридоре, нашел надзирателя, и он его сопроводил до кабинета своего босса. Далее уже слова Михаила: «Директор лицея, несмотря на мое опоздание, едва я появился на пороге, осмотрел меня и встретил в полном восторге».
— Я рад, я рад, что вы один из наших. Мне с вами будет проще разговаривать. Я по поводу вашего мальчика или может девочки?
— Он у меня мальчик.
— Ну, хорошо, пусть будет мальчик. А что так строго. ― Мужчина, взглянул на меня, окинув сверху донизу.
— Вы, так понимаю мужчина!
— Да, мужчина, ― с небольшим раздражением ответил я и мгновенно сообразил, что мне здесь в кабинете директора так вести не следует. Он ко мне настроен благодушно, зачем злоупотреблять его доверием, себе вредить. А еще мне вдруг вспомнился один инцидент из детства сына, отдыхая у бабы Цили, он играл на лугу в любимую им лапту и, бегая с ребятней, напоролся на кол, который кто-то из владельцев козы, гоняя ее на выпас, отчего-то не удосужился вытащить из земли. Ефим тогда распорол себе мошонку и неделю пролежал в больнице.