Хазарский, может быть, и не стал раскручивать «аферу с внештатным сотрудником». Мог и сам иногда для души что-нибудь пописывать этакое и время от времени публиковаться в газете от имени Ричарда Ренгина. Лишние деньги ему не помешали бы. Однако родственник, пропустив один-другой стаканчик без закуски, неожиданно осмелел и за предложение тут же ухватился:
— А что мне прикажешь делать? Ты, думаешь, я уехал из СССР из-за Натальи, как вы все вокруг считаете, ― он помолчал, а затем, словно, его прорвало закричал: ― Нет! Нет! И нет! Мне, да будет тебе известно, из-за одного старого дурака грозила уголовная статья. Он на заводе был «шишка». Я тебе о нем когда-то говорил. Да ты может быть его и знал. У него фамилия Резник, он гулял на нашей с Натальей свадьбе и знаешь, такой нам сервиз подарил, на двенадцать персон, закачаешься. У него на заводе была касса, или общак. Ты же в курсе, у нас ― евреев, как и у тюремщиков, есть свои деньги, без них, ну никак нельзя. Что, если одному из наших многочисленных собратьев внезапно потребуется помощь? Он ее получит. Бабки на наш отъезд, откуда взялись? Оттуда.
— Да, знаю я, знаю, ― ответил Михаил, подумал, а затем вдруг задал вопрос: ― А если бы не та подстава. Я уже не помню, с чем она связана, ты уехал бы из СССР или остался и жил бы сейчас в России?
Олег долго молчал, затем предложил еще выпить по рюмке водки, тут же налил и, когда они опрокинули очередных сто грамм и крякнув принялись, причмокивая закусывать соленым огурцом, сказал:
— А все-таки наша водка куда лучше чем их виски, а то виски, которое хорошо идет, очень уж смахивает на нашу водку, вот так! Ну, да ладно. Не об этом разговор. ― Олег отодвинулся вместе со стулом от стола и продолжил: ― Этот Резник, затащил к себе в гараж бабу, дома ― жена, опасно было, напоил ее и сам ужрался как русская свинья, хотя у него на лице было написано ― еврей, ― дело было зимой, ― они, сидя в машине, натопили печку и, раздевшись донага, занялись любовью. Здесь в Америке говорят сексом. Он у нас лишь только в девяностые годы появился, а тогда его не было. Я своим бабам никогда не платил, ― и Олег посмотрел по сторонам. ― А еще, если бы не печка в машине да не прикрытая плотно дверь гаража, они бы ни за что не угорели. А так, нехорошо вышло: их обнаружила милиция. При обыске у него в гараже нашли нашу кассу: золото и много денег. Я, конечно, был «маленькой шосткой», ну как бы секретарем, но под меня тоже стали копать. Наверное, из-за того, что в бумагах нашли и мою фамилию. Нельзя было мне оставаться, нельзя! Это твое предложение махнуть в Америку оказалось, кстати.
Друзья в квартире были одни, то есть их встреча проходила с глазу на глаз ― так уж получилось.
— Знаешь, что я скажу об СССР? ― Олег, сделал паузу, а затем выдал: ― Не следует сожалеть. Одна афера у меня там благополучно закончилась не без твоей помощи, пора начинать другую ― здесь, в США. До каких пор ходить неприкаянным, то есть не при делах. Ты только не дрейфь, мы прорвемся, и в этом нам поможет то обстоятельство, что хотя все люди евреи, но не все о том знают. Вон, Галкин с Аллой Борисовной жизнь прожили и наконец-то на старости лет догадались. Я смотрел их фотографии ― вылитые евреи. А Макаревич, а Гребенщиков? Много их на нашей грешной Земле ходит, очень много. Я вот чем дольше живу, тем чаще они мне попадаются на глаза, да и здесь хватает, что собак не резаных, ― сказал и неожиданно умолк: потерял мысль, затем после очередной рюмки очнулся и как ни в чем не бывало продолжил: ― Так вот, американцы своей бесшабашностью очень часто смахивают на русских. Знай, это нам евреям ― на руку, ― Хазарский согласился с родственником. Они выпили на посошок, и Михаил от Олега отправился домой в тот момент, когда открылась дверь и на пороге появилась Наталья: ― «Ну, вот, как там говорится, «здрастье вам и тут же до свиданья» ― выкрикнула она: ― Передавай привет моей сестре. На днях найду время и обязательно зайду в гости».
— Непременно, непременно передам! ― буркнул Михаил, заплетающимся языком и вывалился на площадку.