— Закрой дверь, ― крикнул Михаил, проходя на кухню, ― да-а-а и ключи из замочной скважины не вытаскивай. Вначале мы должны все обсудить с тобой наедине, а уж затем пригласим наших жен. Это и их касается, и даже коснется наших детей. Правда, они уже не маленькие и понимают.
Палкин, тут же полез в буфет за бутылкой водки, он понял, что разговор предстоит непростой, поставил ее на стол, затем достал из шкафчика стопки, а из холодильника стеклянную банку с солеными огурцами, молча порезал один, из выловленных в мутном рассоле, и аккуратно уложил на тарелочку, на другой тарелке он расположил колбаску. Задумался и, встрепенувшись:
— Ах, да? Еще сало и хлеб, ― сделал паузу и тут же пожаловался: ― Никак не могу привыкнуть к их булкам. Они очень мягки. В них не хватает этой, как там, нашей твердости и сермяжной простоты.
Два мужика сели за стол друг напротив друга и Хазарский, шумно выдохнув воздух, принялся, на чем свет стоит, ругаться, не выбирая выражений, он во всем винил своего родственника.
— Это ты, сволочь втянул меня во все эти безобразия, ты и никто другой, никто другой, запомни.
Тот сидел, не двигаясь, со спокойным лицом, как слон. Затем, помяв двумя пальцами кончик носа, чуть было не чихнул, но сдержался: он знал и так, что попадет: водка была своя и разлита, повод, чтобы выпить, хотя бы из-за того, что пришел Хазарский был. Выслушав своего начальника, Олег слегка усмехнулся и, не нервничая, будто за праздничным столом, неторопливо сказал:
— Ну и что ты кипятишься? Ничего ведь страшного не случилось. Я, если хочешь знать, ждал такой развязки. Ты же знаешь, журналист я просто никудышный. Самостоятельно я не написал даже одной маленькой статьи. Ты за меня подправляешь, я набрасываю сюжеты и всего лишь. А вот начальник, я буду хоть куда. Я привык еще там, в Союзе заправлять и знаешь, у меня неплохо получалось. Девчонки от меня были не в обиде, а некоторые остались даже с прибытком. Наверняка, сейчас вспоминают меня добрым словом! ― на миг задумался, а потом дополнил: ― А может костерят, не знаю.
— Ах, ты дурья голова! США ― тебе это не Союз? У нас там была плановая экономика, а здесь плановая демократия, а еще такая же ― свобода. Делай, что хочешь. Но знай за тобой непременно придут, правда, в том случае если ты вдруг нарушишь закон. А сейчас, не смей лениться, давай, наливай, ― и подставил рюмку. ― Я сейчас не в себе и пока не накачаюсь, под завязку, буду раздражаться, ― сказал Михаил и надолго умолк. Когда они выпили раз и еще раз, тут же оживился и продолжил:
— Ну, ладно я с тобой, можно сказать, договорился, ну, а как нам быть со своими женами: Марией и Натальей? Они ведь непросто женщины ― сестры. Это о чем-то говорит. Что если сплотятся и ударят по нам ― «артиллерией». Что им наши пистолетики ― те, что в штанах ― все это фигня. Нам ведь с ними нужно будет непременно развестись. Они, что ради этого ехали в штаты?
— Стой, стой, стой! ― закричал, перебивая Олег: ― А зачем нам решать все за них, вот придут тогда мы и спросим, точнее ты спросишь, а сейчас для подвижности языка нам нужно достичь определенной кондиции. Выпили мы недостаточно, ― и деверь в ожидании жен тут же схватил за горлышко со стола бутылку и принялся снова торопливо разливать по рюмкам. Благо время у них еще было.
В самый разгар пьянки дверь неожиданно распахнулась, ― хозяин квартиры все-таки забыл и не вытащил из замочной скважины ключ, ― на пороге появилась Наталья с Марией, а еще и с детьми: Ефимом и Женей. Они неожиданно все вместе встретились у дома и решили зайти.
Женщины тут же принялись ругать своих мужиков ― «есть поедом», за устроенный кавардак. Их было не остановить, но Михаилу удалось, он буквально прокричал дамам, что выпивка эта не случайная, ― предстоит трудный разговор и детей лучше убрать от греха подальше.
Мария Хазарская, лишь мельком взглянув на мужа, тут же его поняла, взяв за руки Ефима и Женю, она потащила их к себе на квартиру; дети немаленькие, могут и сами некоторое время побыть дома. Заняться им будет чем: у каждого из них есть телефон с подключенным Интернетом, скучать не придется.
Палкин, еще до появления женщин, открестился, и все объяснения, связанные с гей-свадьбой взвалил на Хазарского. Он, глядя на него по-еврейски чистыми — значит, невинными глазами, выразился просто:
— Ты у нас самый умный, учился ни где-нибудь ― в МГУ, а еще на хорошем счету у Клин Гейтца. Я с ним не разговаривал, ты был у него в кабинете, оттого тебе следует все рассказать нашим половинкам.
Женское любопытство не в состоянии долго ждать. Наталья минут пять сидела без движения, а затем, не выдержав принялась напирать вначале на Олега, а затем и на Михаила, но тот был кремень и не проронил, ни слова. Неизвестно, что было бы? Как долго мог сопротивляться Хазарский. Его спасла внезапно появившаяся Мария. Ей много времени не потребовалось, хватило десяти-пятнадцати минут: и вот она, толкнув дверь, тут же еще с порога закричала: