Он обнял ее за плечи. Обыскав память Леонида, нашел правильные слова, почувствовал ее, и она, судорожно вздохнув, вскоре прижалась к нему, закрыла глаза. Его мышцы, все еще скованные испугом, начали расслабляться, размораживаться…
Ее пальцы перебирали его кудри. Наконец он услышал ее голос:
— Странная это вещь — подсадка. Возникают ситуации, немыслимые раньше.
Он ответил, не открывая глаз:
— Дедушка говорит, что застал время, когда не было телевизоров, видеомагов. Он сам купил на первую зарплату первый в стране видеомаг, громадный ящик! А теперь у каждого в карманных часах. Так и с подсадкой.
Она вздохнула, села на постели. Ее маленькое тело было плотным.
— Да, — сказала она со странной интонацией, — вы уже новое поколение и смотрите на подсадку как на само собой разумеющееся…
Жанна ушла. Саша лежал, прислушиваясь к плеску воды.
Потом он долго стоял под контрастным душем, пока Жанна возилась на кухне.
— Проголодался? — спросила она.
— Немного, — Ответил он. — Жанна, как насчет экспедиции? Я хотел бы попасть на любых условиях.
Она выронила нож, быстро обернулась к нему. Ее глаза несколько мгновений обшаривали его лицо. Саше показалось, что она ударит его. Но вот по ее губам скользнула слабая улыбка:
— Нынешнее поколение… Ладно. Не знаю, как юридически, но ты взрослее, чем в паспорте. Подсадка меняет многое.
За обедом Топоров покосился на Алину, рявкнул свирепо:
— Сколько положила сахара? С ума сойти! Три ложки!
— Чашка большая, — ответила Алина виновато.
— Одной ложки довольно, — отрезал Топоров неумолимо. — А то и вовсе без сахара. Что за плебейские привычки? Аристократы пьют черный кофе. Скоро опять в платье не влезешь. Сколько весишь?
— Я взвешиваюсь по воскресеньям, — напомнила Алина пугливо. Сегодня только пятница.
— А сколько было?
— Я тогда выпила много воды.
— Рассказывай про белого бычка! После обеда — на тренажер!
Алина надеялась, что муж за делами о ней забудет, но вскоре Топоров безжалостно стащил ее за ноги с дивана.
— Быстрее! — крикнул Топоров, заглянув к ней в комнату. — Верти педали шибче! Не останавливайся, — приговаривал он, наблюдая за счетчиком.
— Не останавливайся, — раздался ироничный голос у нее в голове. Правда, похудевшая корова все равно не газель, но чего не сделаешь ради капризов мужа!
В такие минуты Алина ненавидела их обоих. И самодовольного, уверенного в себе Топорова, и ехидную тварь, засевшую в ее мозгу, которая привыкла помыкать мужиками. Скорей бы ощутить себя пассажиркой в чьем-то мозгу! Кто-то воюет, добивается, ищет, уживается, страдает, а ты только смотришь через его глаза, посмеиваешься, комментируешь, ни за что не отвечаешь. Разве не счастье?
Волков передернулся, когда в кабинет напористо вошел Топоров.
— Здравствуй, Андрей, — сказал Топоров, усаживаясь по-хозяйски в кресло в сторонке от стола, чтобы не выглядеть просителем. — Я все же переговорил с правлением, многих уломал. Большинство за то, чтобы передать запись Уркаганова мне!
Волков набычился, седые брови сшиблись на переносице, глаза изучающе пробежали по лицу Топорова.
— Успокойся, — отрезал он ровным, контролируемым голосом. — Я наложил вето не из прихоти. Пойми мою позицию, а то как тетерев слышишь только себя. Сложность в том, как я уже говорил, что Уркаганов был не только величайшим математиком, но и ярчайшей личностью. Это дар от бога. Ему все давалось легко. Никто не видел, чтобы он учил языки, но владел двадцатью. Он постыдно орал «Шайбу!», а утром сочинял филиграннейшую музыку. Буйствовал в кутежах, у него была куча баб — здесь он тоже был мастак. Восемьдесят из ста, что он тебя подчинит. Не такой человек, чтоб не вмешиваться. Он станет оборотнем, и мы потеряем вас обоих.
— Почему станет оборотнем? — взмолился Топоров.
Вместо ответа Волков пощелкал клавишами, набирая код, стена за его спиной превратилась в экран. Волков развернулся в кресле, чтобы наблюдать одновременно за Топоровым и за экраном. В освещенном пространстве появился зал машинных расчетов. Уркаганов, значительно моложе, чем на портретах, нетерпеливо взирал на корреспондента, тянувшегося с микрофоном.
— Профессор, как вы относитесь к проблеме пересадки личности?
Уркаганов пожал плечами:
— Ее вводят в этом году, хотя можно было бы лет на пять раньше.
Цивилизация делает мощный рывок вперед, ничьи знания не потеряются.
— Профессор, довольно необычный вопрос: не лучше ли будет жить так называемым пассажиром? Никаких тревог, никаких усилий. Вечная пенсия, живи в свое удовольствие. Не захотят ли многие перейти в эту стадию?