Наша историческая вина в том, что и после смерти Лермонтова мы не хотели знать н сколько выстрадали прежде, чем отважились высказать свои мысли. Платонов и Булгаков, и Пастернак, и Мандельштам, и Шала-мов, и Солженицын и не дай бог, если мы когда-нибудь снова повторим это нежелание знать страдальческую цену чьей-то гражданской отваги.
Нежелание знать — это одно из самых разрушительных зол нашей жизни. Вранье, что о сталинских лагерях большинство населения якобы не знало. Знало, но пряталось за нежелание знать. О возможной трагедии в Чернобыле профессионалы предупреждали — но нежелание знать затыкало уши. Так ли уж невинно зло, приносимое знать, да и бывает ли невинное зло?
Лермонтов с поразительной философской для его совсем— худо по нашим меркам — возраста раскрыл взаимосцепления зла так: "Зло порождает зло: первое страдание дает понятие об удовольствии мучить другого: идея зла не может войти в голову человека без того, чтобы он не захотел приложить ее к действительности. Лермонтов отвергал человеческую одномерность, и через Печорина показал душу человеческую, как постоянное поле битвы добра и зла его нежность в любви, и одновременную жестокость, его преданность друзьям и постоянные их дразнилки. Но Печорин, если и был беспощаден к другим, то прежде всего и к самому себе, говоря: "Я сделался нравственным калекой: одна половина моей души не существовала: она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее второй половины". Это настолько перекликалось со стихами Лермонтова, что сливалось в единую исповедь.
Спасем нашу классику от занудных учителей, от лощеных диссертантов. Спасая классику от нашего собственного невежества, умственной лени, мы спасаем не только себя, но и детей наших.
Я уверен в том, что нашей стране в конце концов предстоит великое будущее.
Как может не быть великого будущего у народа с такой великой литературой?
Какие мы счастливые тем, что мы — наследники столь щедро оставленных нам предостерегающих мыслей такого несчастливого человека, как Лермонтов.
ПОМОЖЕМ СВОБОДЕ
Прочитано на митинге в Москве 4 февраля 1990 года
О, Боже,
как медленно входит свобода в привычку! На горле свободы
сжимается черная сотня в кольцо, И, словно булыгами
из темноты в электричку, сегодня камнями швыряют свободе в лицо. Хоть падай с молитвой
березонькам в белые ноги, но только бы очи свободе не выклевало воронье.
Свобода изранена. Просит свобода подмоги, Иначе подменят опять
несвободой ее. Что сделать, свобода, чтоб ты не сдалась, не пропала и к людям припала, врачуя все раны в стране? А цены растут —
лишь цена человеческой жизни упала, и честь и достоинство тоже упали в цене. Над нами цари
предостаточно нацаревались,
над нами "вожди" навождились... Довольно с народом войны! Свободные люди —
единая национальность: внутри ее
нации все остальные вольны и равны. Мы — дети великой культуры и совести вечной российской, и мы не позволим
свободу загнать ни в погромы
и ни в лагеря...
отечественные нацисты выкрикивали: "Жиды пархатые!", "Убирайтесь в ваш Израиль!" всем присутствовавшим...
Патологическая расистская ненависть привела их к тому, что им любой неантисемит уже кажется евреем. Как, например, иначе можно интерпретировать лозунг "А.Н.Яковлев, убирайся в Тель-Авив!"? Несколько дюжих молодцов зверски избили известного русского писателя Анатолия Курчаткина, пытавшегося утихомирить, разбили ему очки, повредили глаз, ударили одного из старейших прозаиков — Елизара Мальцева. В своем разгуле эти распоясавшиеся боевики русского нацизма доходили до того, что нападали даже на женщин-писательниц, невзирая на преклонный возраст некоторых из них. Вандалы были выдворены из зала лишь при помощи припоздавшего усиленного наряда милиции, причем ряд зачинщиков непонятным образом затем ускользнул от милицейского протокола. Ясно одно — это был не стихийно возникший скандал, а подготовленная акция. Создается впечатление, что экстремисты из общества "Память" и примыкающие к ним организации делают ставки на беспорядки, надеясь, что они приведут к имперской милитаризованной диктатуре.
Сегодня одной из самых опаснейших форм организованной преступности является расизм. Расизм — это спекулятивная подделка под борьбу за народные интересы. На самом деле расизм — это инструмент для манипулирования народом в карьеристских целях узкой реакционной группы.
Шабаш в нашем писательском доме мы закономерно связываем с антисемитским настроем последнего пленума СП РСФСР, который в свою очередь был синхронизирован со сборищем такого же сорта, организованным "Памятью" на Красной площади. Эти и другие взаимосвязанные акции в Москве и Ленинграде подкрепляются постоянной идеологической артподготовкой в ряде статей с явным расистским привкусом, публикуемых в "Молодой гвардии", "Нашем современнике", "Литературной России", "Ленинградской правде", "Московском литераторе" и других изданиях. Нас горестно поражает позиция некоторых известных писателей, состоящих членами редколлегий этих изданий. Порой они не только пассивно позволяют использовать свои имена, но и открыто поддерживают расистские тенденции. Хочется напомнить таким
писателям, что переход на реакционные позиции обычно кончается творческим бесплодием. Присоединение к расизму не породило еще ни одного великого писателя, а вот дискредитировало многих.
Мы с гневом и презрением осуждаем все виды национализма и шовинизма, включая антисемитизм. В предыдущем заявлении "Апреля" по национальному вопросу уже было сказано: "Единого фронта русского шовинизма не будет". Сейчас в этой накалившейся обстановке мы говорим так: есть и будет единый неколебимый фронт против шовинизма, против любого насилия, каким бы национальным флагом оно ни прикрывалось. Мы призываем сомкнуться в этом едином фронте всех граждан нашей страны, рабочий класс, не утративший чувство пролетарской солидарности, интеллигенцию, не забывшую свое гуманистическое предназначение.
К нашей совести взывают жертвы резни в Баку, Сумгаите, Фергане, Узени, азербайджанские беженцы из Армении, и армянские беженцы из Азербайджана, и жители Нагорного Карабаха, где днем н ночью гремят выстрелы, и мирные немцы Поволжья, неизвестно почему расплачивающиеся за преступления фашизма, и крымские татары, возвращающиеся на землю предков, где по-воровски поджигают их палаточные городки.
Имперское мышление нам должно быть чуждо, ибо закон истории однозначен: все империи в конце концов разваливаются. Но мы не за развал межнациональных и человеческих взаимоотношений, а за свободный союз свободных суверенных народов. Мы должны защитить и право прибалтийских народов на суверенный путь развития, и право русских людей и людей любой другой национальности, живущих в Прибалтике, не терять уверенности в завтрашнем дне. Нестерпимо больно видеть бездомность турков-месхетинцев, трагические конфликты в Тбилиси, южной Осетии, Абхазии.
Мы против насильно захватываемого права считать только одну точку зрения истиной в последней инстанции, ибо это своего рода идеологический расизм. Мы против того, чтобы только одна религия считала себя представительницей Бога и призывала к войне против других религий и верующих, ибо это — религиозный расизм.
Хватит огня и крови! Хватит недоверия, взаимных претензий, упреков, доходящих до тупикового взаимоозлобления.
Хватит национального эгоизма, хватит любой национальной "местечковости!"
Давайте взглянем в глаза друг другу. Разве у нас не общие беды?
Разве ум и совесть определяются только анализом крови?
Мы с горечью и болью видим вокруг себя расизм— не импортированный, а самодельный, самостроковый, отечественный. Неужели мы дойдем до нового гигантского самогеноцида, до гражданской войны? Ведь может быть, никто больше нас не знает, что гражданская война это прежде всего братоубийство.