Молодой военный со скучающим видом допил бутылку пива до конца и нагло перебил отца:
— Баа, что ты несёшь, папа? Какая ещё мировая власть? Ты про масонскую ложу мне ещё расскажи! Ты что, не понимаешь, что это зверьё просто хочет истребить нас, православных? Мы бьёмся не ради чьей-то власти, а ради своего выживания! Ради будущего наших детей!
— Ты ещё пива хочешь, сынок? Возьми в холодильнике, я сегодня целый ящик купил. Рыба есть, вяленая, будешь?
Моментально позабыв о своих героических рассуждениях, молодой военный встал с табуретки и направился к холодильнику за пивом и рыбой.
— Это всё поверхностные, эмоциональные мотивы для манипулирования простыми людьми, — произнёс отец, когда сын сел обратно за стол и открыл вторую бутылку. — Возьми вот, газету подстели под рыбу.
Молодой воин оторвал рыбью голову и плавник.
— Что за «поверхностные»? — спросил он, обсасывая плавник.
— Мотивы эти, что ты перечислил. «Война ради выживания», «будущего детей» и всё прочее. Так испокон веков было, и в этом плане ничего не меняется. Для того чтобы заставить людей выйти из дома и идти убивать других людей — нужна благородная цель. К тому же, это освобождает их от чувства вины. Метод старый как мир — лишить врага человеческого облика, назвать его чудовищем, виновным во всех бедах, внушить пушечному мясу уверенность в том, что они идут бить нелюдей и что уничтожать этих нелюдей — это священный долг каждого честного человека.
— А, понятно, — чавкая сказал сын, — так значит, по-твоему, они все нормальные? Похищать людей, отрезать головы на камеру, члены пацанам отрезать — это нормально? Это не нелюди делают, а люди? Так, да?
— Нет, не так, сынок, — вздохнул отец. — То, что ты сейчас упомянул, является частным случаем, это делают конкретные индивидуумы, которых хватает в любой нации. Чеченцы в целом, здесь не причём. Сами чеченцы по большей своей части такие же обыкновенные люди, как и все остальные. Они живут семьями, воспитывают детей…
— Детей, которые после их воспитания отрезают головы и члены, — гнул своё с набитым ртом сын. — А можно я здесь покурю?
Вообще-то кроме него дома больше никто не курил, и, заведя ещё до армии эту свою брутальную привычку, в квартире парень никогда себе этого не позволял. Но сейчас ему было лень выходить в подъезд, да и покладистость отца располагала ко всё большему хамству.
— Кури, сынок, — разрешил папа. — Дай я только окно открою пошире, чтоб дым уходил. И в кухню дверь прикрой, чтоб маме запах не шёл.
Военный закрыл дверь, достал из серванта розетку для варенья, которую решил использовать в качестве пепельницы, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся.
— Так на чём мы остановились? — гулко произнёс он, пуская изо рта колечки дыма. — Ах да, ты рассказывал про нормальные семьи, где воспитывают детей, которые, когда становятся взрослыми, занимаются тем, что отрезают людям головы и насилуют малолетних девочек. Продолжай, я слушаю.
Отец тяжело вздохнул и покачал головой.
— Сынок, неужели ты считаешь, что подобные люди не вырастают и в других нормальных семьях? Ты может, думаешь, что какие-то родители специально готовят своих детей к подобному? Дело в том, что это является следствием психических отклонений, и на такие поступки способны лишь психопаты. Да и вообще, убийство себе подобного — это в принципе самое тяжкое испытание для любого нормального человека со здоровой психикой. Именно поэтому после войны всегда так много самоубийств — многие попросту не справляются с моральным грузом и не могут дальше с ним жить. А равнодушно убивать и тем более наслаждаться этим, способны только больные на голову. Психопаты.
— Ну да, ну да, — подавив отрыжку, подал голос молодой воин. — Таким образом, следует считать всех этих выродков жертвами обстоятельств. Они не виноваты, а всего лишь больны. Давайте просто выпишем им направление к врачу, и пусть они пьют лекарства, чтобы вылечить свою тягу к отрезанию голов, изнасилованию детей и ампутации пальцев. Всякое бывает, люди добрые, мы-то всё понимаем. Дело-то житейское.
— Не ёрничай, — хмуро сказал отец, начиная злиться. — Ты переиначиваешь всё, что я говорю на свой собственный, примитивный лад и никак не хочешь, или не можешь понять мою точку зрения.
— А ты не можешь понять мою! — вскричал отважный боец. — Тебя послушать, так вообще весь мир любовь и всё такое. Ты что, папа? Ты этот что ли, как они называются, забыл…