Ведь на самом деле, все те чудовищные мысли всегда приходили ему в голову как бы схематично, не вдаваясь ни в какие анатомические детали. А вот теперь перед глазами ребёнка стояла мать, которую только что ударил отец, и у него был такой вид, будто он готов сейчас же её и вовсе убить.
Жестокая реальность оказалась куда более пугающей, нежели то рисовалось в бурном воображении мальчишки.
— Я сказал тебе: иди, — глухо проговорил отец, обращаясь к сыну.
Ванёк торопливо схватил портфель, вдел ноги в сандалии и стремглав выбежал из квартиры. Ему отчаянно хотелось узнать, что будет дальше, он ужасно боялся за маму и в то же время, непонятно откуда в голове вдруг возникла уверенность, что он обязан немедленно уйти, так как всё произошедшее случилось по его вине. Это он, Ванёк, виноват, потому что защищая его желание пойти гулять, отец ударил мать и вообще… наверное, если бы не было Ванька, его родители никогда бы не ругались, было бы всё у них нормально и не было бы сучьего дяди Стаса и этой бесконечной серости унылого быта.
Подумав об этом, уже выходя из подъезда, Ванёк решил было вернуться в квартиру и извиниться перед родителями, а потом встать между ними и заплакать, как он делал это в раннем детстве, когда они ругались. Но чуть подумав, мальчик решил, что сейчас это было бы неуместно, поскольку, во-первых, он так уже давным-давно не делал, а во-вторых… это ведь он во всём и виноват!
Мальчишка толкнул скрипучую дверь и вышел в солнечное утро. Бурный поток мрачных мыслей моментально оборвал весёлый окрик приятеля:
— Здоров, Ванёк!
Он радостно обернулся и поприветствовал своего приятеля Витька.
— Здорова! Пойдёшь на турники? — спросил Ванёк сходу.
— Пойду, — сказал Витёк. — Только сперва надо в магазин сходить за продуктами. Мама сказала купить там всякое. Давай сходим за компанию, а потом вместе пойдём на турники?
— Давай, — согласился Ванёк.
Они направились в сторону гастронома, по пути обмениваясь впечатлениями от последней серии мультика «Охотники за привидениями», но не успели они выйти из своего двора, как к ним уже привязались двое ребят постарше. Эти двое были им незнакомы, а потому опасны.
Они преградили мальчишкам путь и сказали:
— Чё пацаны, есть сигареты?
Ванёк испуганно покосился на Витька и нерешительно ответил:
— А… мы не курим…
— Пф, в смысле не курите? Чё, лохи что ли? — спросили взрослые парни, нагло жуя жвачку.
Оба они были какими-то одинаковыми, и поскольку смотреть на них прямо ребята боялись, им казалось, что это был один и тот же человек, но как бы раздвоенный. Этот раздвоенный жевал жвачку сразу двумя своими ртами, периодически плевал на землю и своим двойным туловищем загораживал детям солнце.
— Короче понятно, — сказал раздвоенный. — Короче, значит так, сколько у вас с собой денег, пацаны?
Ванёк машинально сунул руку в карман и с силой зажал в кулачок мелочь, полученную им от родителей на обед ещё вчера. «Не дам!», хотел он выкрикнуть, но боялся.
— А что вы у нас отбираете? Нам деньги самим нужны, — дрожащим голосом сказал вдруг Витёк.
Раздвоенный засмеялся:
— Ну что поделать, короче, нам тоже нужны! Хе-хе. Короче, бля, давайте быстрей!
Но Витёк не сдавался.
— Отбирайте у ламков. У нас не надо! — сказал он, преодолевая страх.
Раздвоенному, похоже, понравилась эта реплика Витька, потому что он вдруг сразу как-то подобрел и, коротко хохотнув, спросил:
— Чё, приблатнёный что ли? Ну хорошо, молодец.
Раздвоенный одобрительно похлопал Витька по плечу и взъерошил ему волосы на голове.
— Короче ладно, идите, — разрешил он.
Мальчишки быстро зашагали прочь.
— Ну ты даёшь, а! — восхищённо смотрел Ванёк на Витька. — Как это ты так их, а?! Ух! А кто такие эти «ламки»?
— Да это те, у кого крыши нет, за которых никто впрячься не может, — важно пояснил Витёк. От давешней дрожи в его голосе не осталось и следа. Витёк был горд, что смог разрулить такой сложный вопрос со старшими.
— Класс! А откуда ты это узнал? — продолжал восхищаться Ванёк.
— Дядя рассказывал.
Дяде Витька было семнадцать лет, он жил в другом районе и в гости к племяннику приходил редко, но почти все пацаны на местности его знали и уважали.
— Дяхан ещё говорил, что если кто будет ко мне лезть, то надо сказать, что у меня есть крыша, то есть он.