Они издевались: - Он знал, что старик попадется.
– Молодятина для льва, конечно, милее, но и этот сойдет на худой конец.
– Мученическая смерть - прекрасно. Не торопись, повремени, старик.
– Надо послужить народу. Народ всегда требует зрелищ!
– Народ любит кровь, а не твоего будущего Христа, которым ты бредишь!
Старый легионер посмотрел на землю и лениво сплюнул. Он устал за День погони и хотел выпить вина. Молодой подумал о подружке.
Старик рванулся с места, мечтая найти смерть от меча.
Молодой легионер бросился за ним.
Нечеловеческий крик рассек лицо ночи.
По-волчьи припадая к земле, голый человек бросился вперед, крик вырвал его из канавы навстречу новой боли. Он выпрямился.
В этот миг звезды точно вспыхнули. Нагой человек увидел распростертое на земле тело старика. Его сильные руки были раскинуты так широко, что казалось - они обнимали весь холм.
Легионеры пятились. Незнакомец шел прямо на них. Человеческий страх ему был еще неведом. Он лишь постигал мир людей, успев едва прикоснуться к миру природы, к себе самому, он лишь познавал сокровенное.
С сожалением наблюдал он, как стал причиной стремительного бегства двух легионеров. Почему они испугались его? Он еще не знал, что придет день и час, когда такие же вот люди, как эти легионеры, поведут его на холм. И он будет нести по обычаю того времени деревянный крест на своих плечах, И на этом кресте его распнут.
– 4827-й! Прошу вас, не забудьте о том, чтобы дать ему знание о людях, о своей родословной, о своем городе. Это Назарет, вы поняли? Он рожден здесь, в угнетенной земле, чтобы откликнуться на страдание по-своему. Его ждут на этой планете.
– Я все понимаю. Это уже есть в программе.
– Добавьте в программу: он должен знать, что его ждут пророки! Он будет героем удивительной книги. Имя ей: Евангелие.
Выполнено. И ночной эпизод с пророком передан ему. Он останется для него первым человеком, ожидавшим его пришествия.
– Через час мы ждем вас на корабле. Уточните местное время…
– О, этот час и день никому не известны, ведь он родится позднее - согласно земной версии. Но я запишу этот час во всех блоках электронной памяти. И день тоже.
– Только не забудьте эти самые блоки на чужой для нас планете. Мы оставляем ее обитателям только Христа. И легенду его рождения от земной женщины!
…и легенду его рождения от земной женщины,- как эхо откликнулся голос на другом конце канала связи с инопланетным кораблем, который отсюда, с третьей планеты, казался мерцающей звездой.
Элеонора МАНДАЛЯН. И Я СКАЗАЛ СЕБЕ: НЕТ!
Научно-фантастическая повесть (с сокращениями)
– Собирайся, Орбел, сегодня ты поедешь со мной.
Юноша недоверчиво посмотрел на отца: - С чего бы?… Вот уже несколько лет ты только шепчешься с сотрудниками, что проскальзывают в твой кабинет с детективной таинственностью, запираешься, говоря по телефону, не отвечаешь ни на один вопрос, если речь идет о твоем эксперименте, и вообще игнорируешь нас с матерью, будто мы тебе чужие… И вдруг ни с того ни с сего: собирайся, доедем.
– Значит, так надо,- отозвался отец, бесстрастно выслушав тираду сына. Он завязал галстук тщательнее обычного.- Лучше взгляни, хорош ли узел.
– Узел-то хорош, да сам галстук…- Сын выразительно скривил губы и покачал головой.
– Так подбери что-нибудь более подходящее. Только скорее.
– Мало времени, мало времени,- проворчал Орбел. - Мог бы и заранее предупредить. Сам наряжаешься, а мне за тобой в домашних шлепанцах бежать?
Уже в машине Орбел, не скрывая досады, сказал:
– Может, все-таки объяснишь, куда мы едем?
– В НИК, разумеется. Конференция у нас. Конфиденциальная. Для узкого круга специалистов, наших и зapyбeжных.
Сравнительно небольшое помещение, в котором, как знал Орбел, должна была располагаться та самая лаборатория отца, выглядело неожиданно празднично. Музыка, мягкий свет, стол с угощениями… и люди. Довольно много людей.
Романа Борисовича Фальковского и Ольгу Пескареву Орбел знал, они были сотрудниками Научно-исследовательского комплекса. Остальных - нет. Его внимание привлекла девушка у плотно занавешенного окна. Длинное, грациозное тело, очень узкие плечи и бедра, скупые движения плавны. Она вся будто струилась, будто под облегающим оранжевым платьем не кости, не мускулы, а какая-то удивительно пластичная упругая масса.
Отца знали по международным конгрессам и симпозиумам, по научным публикациям, и Орбел нисколько не удивился, когда при их появлении все бросились к нему, чтобы пожать руку, выразить свои симпатии и уважение.
– О-о, мистер Карагези! Рад. Чрезвычайно рад засвидетельствовать вам…- широко улыбался странноватого вида пожилой американец с большими, подвижными руками. Он был руководителем обширного лабораторного городка и прославился оригинальными исследованиями в области генетики и микробиологии.
– Дорогой коллега! Видеть вас для меня тоже истинное удовольствие,- радушно, на свободном английском приветствовал гостя отец.- Мистер Кларк, разрешите представить вам моего сына.
Жесткая кисть Орбела хрустнула в медвежьем рукопожатии американца.
– Мистер Эдвард Тернер! Счастлив видеть вас. Что нового в старой Британии?… Бесподобная фрау Виллер! Слушал вас в Гарварде, это было прелестно - изящно и эффектно… Это мой сын, фрау Виллер. Прошу любить и жаловать… Дон Монорес! Благодарю вас… Господа! Я всем вам выражаю свою глубокую признательность за то, что откликнулись на мою просьбу и нашли время посетить нас… Мое почтение, мистер Калчер!
Закончив обход иностранных гостей, Карагези сердечно жал руки светилам, находя для каждого нужное слово.
Орбел с доброй иронией наблюдал и за девушкой, которая ела бутерброды… “Кто она? Пловчиха? Гимнастка? Акробатка? А может, балерина?- гадал Орбел, пережидая, когда девушка наконец насытится, чтобы не смутить ее.- Спортсменов и балерин держат на строгой диете. Вот она, наверное, и дорвалась”.
– Здравствуй, Лилит,- сказал Орбел тем игриво-беспечным тоном, каким обычно заговаривал с девушками. И на всякий случай поинтересовался:- Ты армянка?
Она вскинула на него быстрый подозрительный взгляд - одна щека ее смешно оттопыривалась. Так и не дожевав, девушка глотнула, и лицо ее снова стало симметричным. Большие, ничего не говорящие глаза не отрываясь смотрели на Орбела. Наконец она с усилием, как ему показалось, произнесла:
– Здравствуй… Лилит.
Наверное, это надо понимать так: “Здравствуй, Лилит”. Она решила представиться ему, не расслышав, что он уже назвал ее по имени. И улыбнувшись ей, Орбел ответил:
– У тебя очень милое имя. А меня зовут Орбел. Давай знакомиться.
Она выслушала его, слегка наклонив голову набок, и с той же интонацией… вернее - без нее, повторила:
– Здравст-вуй-Лилит.
Улыбка соскользнула с его лица.
– Ты была очень голодна сегодня?
Ее губы раскрылись будто бутон, глаза не отрываясь смотрели в его глаза.
“Ах, вот в чем дело!- осенило Орбела.- Девушка иностранка. Она плохо понимает по-русски”.
Он заговорил с ней по-английски, по-немецки. Даже по-армянски. Она безмятежно созерцала его. Тогда он, для выразительности тыча пальцем себе в рот, сказал:
– Ам-ам. Кушать. Ты хотела кушать, да?
Она поняла его и, казалось, обрадовалась: - Лилит кушать хочет.
– Как? Еще?!- не сдержался Орбел.- Понял. Я сейчас. Мигом. Подожди.
Он незаметно подошел к столу - отец, не прерывая беседы, наблюдал за ним,- уложил на тарелочку целую горку разных бутербродов и вернулся к девушке.
– Вот, пожалуйста. Это тебе.
Она посмотрела на еду, потом на него и снова сказала:
– Лилит кушать хочет.
Он растерялся, стоя перед ней с тарелкой в руке.
– Лилит кушать хочет.
Он озадаченно смотрел на нее. Она - на него, сидя на стуле, пока взгляд ее не затуманился. Веки, будто под тяжестью ресниц, медленно закрылись, она уютно поджала под себя ноги, опустила голову на руки и… заснула.