Выбрать главу

Лукавый пересмешник Симмах говорит в одном из писем о некоем сенаторе, который пытался силой овладеть рабыней, но она унаследовала от строптивых бабок своей страны некий секретный прием, скорее позу, недоступную для домогательств, и этот сенатор катал свою жестокую возлюбленную по ложу, “как кот катает горячий пирожок”. Можно не сомневаться, что речь тут идет о том, кого мы называем Валент Максим, и о Юмале - это на нее похоже. Странно только думать, как низко мог пасть этот блистательный насмешник и небрежный покоритель сердец.

Юмала умерла около 380 года; кажется, ее отравили слуги.

Валент Максим был неутешен. Он приказал отлить из чистого золота статую девушки, и четыре римских скульптора лепили ее, обнаженную, усадив на смертном одре. Золотые статуи не были редкостью в Риме, но их никогда не отливали: золотые листы накладывали на бронзу или мрамор. Даже среди безумной роскоши империи времен упадка статуя Юмалы поражала воображение, и слухи о ней распространились по городу.

Однако никто ее не увидел: сенатор заперся с ней во дворце на Виминале и, как говорят, боготворил ее, разговаривал и молился. Это показывало, что и после смерти Юмала сохраняла колдовскую силу.

Толпы варваров, бродивших по Риму в блаженном ощущении всевластия, проникли на Виминал, и раб из дома Валента Максима, рассказав им все о хозяине, предложил провести их тайными путями прямо к сокровищу. Они отказывались, так как Аларих дал им три дня на разграбление города, и в первый день они не хотели связывать себя тяжелыми ценностями: их более манили запахи харчевен и раскрашенные обитательницы дешевых лупанаров. Но один из варваров, веселый галл, вспомнил, что в их войске есть настоящие гипербореи, сбегал и привел их, оторвав от созерцания вертящегося фонтана во дворе ближайшей бани. Их было человек двести - все в потертых и рваных шкурах, рыжих, с коротким жестким волосом, с луками и короткими прямыми ножами. Цепочкой они потянулись за рабом, а впереди шел молодой вождь. Через узенькую дверцу они проникли во двор, пересекли его и пошли бесконечными лестницами в толще стен. Последние еще не вошли во дворец и беспокойно окликали передних сдавленными гортанными голосами, когда вождь и ближайшие к нему гипербореи вошли в высокий колонный зал, не имевший окон.

Освещенная снизу скрытыми плошками с маслом, золотая Юмала сидела на низком кубе, обитом пурпуром, на корточках, обхватив длинными тонкими пальцами ноги у колен, раздув ноздри короткого прямого носа и полуприкрыв большие, чуть раскосые глаза. Жирные желтые блики играли на ее худеньком теле. Она сидела, чуть подавшись вперед, крошечный рот ее был полуоткрыт. И вдруг она закричала низким, полным отчаяния всхлипом, как кричала живая Юмала перед смертью, когда пламя яда пожирало ее изнутри. Гипербореи шарахнулись назад, в узком туннеле началась давка. Сам вождь отступил на шаг, но стиснул зубы, по-звериному ощерилоя и пошел к статуе. Он взял статую за узкие плечи, попытался наклонить, но она не поддавалась. Побагровев, вождь продолжал нажимать, что-то хрустнуло, и кусок трубы, проходившей в статую из куба, отломился, и, словно от боли, Юмала крикнула в последний раз.

Когда вождь взвалил себе на грудь статую и, тяжело ступая, зашагал к выходу, старик словно тень отделившийся от одной из колонн, взмахнул рукой, и кривой нож полетел в спину уходящему. Удар был неверен, нож скользнул, прозвенел о мраморный пол, и вождь гипербореев даже не обернулся. Воины заслонили его, и он пошел по лестнице вниз, через парадный двор, ни на кого не глядя, и только за воротами передал тяжелую ношу товарищу. Уже стемнело. Косые тени пожара плясали на улицах, огонь, треща, пожирал дерево и ткани, гул ночного грабежа стоял над Римом. Юмала стонала в могучих руках земляков, а у Саларских ворот их ждали низенькие косматые лошади.

Народ, живший на севере Европы от Скандинавья до Урала, античные географы называли гипербореями. Отдельные племена назывались нервами, аримаспами, позже - биармийцами и югрой. После развала Римской империи была эпоха, называемая великим переселением народов. Южная Югра с предгорий Урала по дороге, проложенной Аларйхом, ушла за Дунай и положила начало Венгерскому государству. Германские племена - норманны вышли через Ютландию в серое, каменистое Скандинавье, тесня финнов и карелов к востоку.

Отсюда норманны - они же викинги и варяги - совершали разбойные набеги на все побережья Европы от Британии и Исландии до Белого моря и Константинополя.

У норманнов долго не было писаной истории, но их поэты и певцы - скальды - в своих сагах сохранили воспоминание о самых успешных походах. По крайней мере три саги из дошедших до нас рассказывают о походах в Биармию за сокровищами богини Юмалы. Две из них - Бос-сага и Орвар-Одд-сага - полны угрюмой фантастики, заимствованной из других саг. Третья - рассказ Снорри о походе Торирасобаки - почти документальна, так что можно определить даже дату похода -1023 год. Обстоятельный разбор саг сделал К. Тиандер в книге “Поездки скандинавов в Белое море” (Записки историко-филологического факультета имп. Санкт-Петербургского университета, вып. 79, СПБ, 1906).

ТОРИР-СОБАКА

В длинном, похожем на сарай доме, сложенном из исполинских дубов, под закопченным потолком в земляной пол был врыт стол для дружины, а близ очага другой, поменьше - для ярла Торира и его гостей. По правую руку Торира сидел Карли, по левую - Гунстейн, напротив на низенькой скамеечке - скальд Снорри, слепой и полупьяный, весь изрубленный в былых походах.

– Какой ты ярл?-ворчал скальд.- Собакой тебя зовут, собака ты и есть. Ярлы раньше были, когда все народы под луной дрожали, как щенки зимой, завидев наши красные щиты по бортам лодок и наши косые паруса. Нынче король Олаф не велит называть вас ярлами.

– Плохо шутишь, старик,- беззлобно сказал Торир.Убью.

– Столько раз меня убивали,- жалобно отвечал скальд, - что я уже привык. Бритты стрелами, франки мечами, славяне дубиной били, а я, слава Одину, жив. Слышали: датский король Канут пошел на Рим. Ах, много добычи в славном городе Риме, золото, женщины, богатые ткани. А король Канут пошел за попами. Попы любят тепло, в наших фиордах жить не смогут, померзнут. А король Олаф пошел грабить Данию. Ему, жирному, далеко ходить тяжко. Вернется Канут - плохо будет толстяку, ой плохо! Налей мне франкского вина, Торир, я тебе расскажу о богине Юмале. Возьмешь золотую богиню, станешь богаче толстяка, и Канут отдаст тебе норвежскую корону…

И запел, заунывно причитая:

– Пять веков правит в Биармии богиня Юмала, пять веков несут ей люди золото, лучшие меха, всякую добычу, которую не едят. Живет Юмала в горе, которая поднялась до неба, до чертогов Одина, сторожит ее старуха колдунья, седая, одноглазая, один зуб, и тот ядовитый. Варит сонное зелье из жаб, мышей и змей, поит прекрасную дочь короля Годмунда Лейлу, а красавица привязана белокурыми волосами за крюк, вбитый в каменную стену пещеры.

Грузный Карли засопел, глаза налились кровью. Гунстейн хлопал белесыми ресницами, глядел в потолок..

– Все это - вранье, бабьи сказки, не мне бы петь, не вам, воины, слушать,- сказал вдруг Снорри обычным голосом и хрипло захохотал.- Говорили мне старые друиды, которые умеют чертить на шкурах значки, и шкура помнит прошлые дела, что золотую богиню взяли в Риме парни из Биармии с реки Юг, имя племени Югра, и везли они в лодках по Дунаю до моря и по Днепру через пороги до нашего волока, а потом к себе на Юг. И еще везли деньги для богини, гуся бронзового какого-то. Было это пять веков назад. А вам бы, воины, не задирать тут стариков, не смеяться над убожеством, а пойти в Белое море к Холмграду, поискать дороги в Югру и Юмалу пограбить.

– Хорошо бы, - сказал Гунстейн, оскалив редкие зубы. - Наш Торир - сам колдун, он югорских колдунов перехитрит. Карли все боятся: он берсеркьер, от вида вражьей крови в исступление приходит. Да и я в бою не плох, пошли бы вместе. Ты, Снорри, пойдешь с нами?- спросил он, заметив, что викинги одобрительно качают головами.

Снорри согласился, но к отплытию не пришел, и три дубовых лодки без него вышли из фиорда в туманное море и повернули на полночь. Торир понял, что старик действительно сохранил ум, и впервые поверил в удачу предсказанного им похода.