Выбрать главу

Черняев Анатолий

1991 год - Дневник помощника президента СССР

Анатолий Черняев

1991 год: Дневник помощника президента СССР

Дневник автора начинается с осени 1989 года, но особенно подробно изложены события 91-го года - переломного в истории страны, самого тяжелого для перестройки и М.С.Горбачева и последнего в жизни А.С.Черняева, по его словам, "при политике".

В неудачах не крушение самих идей, а только падение людей, их производящих.

В. О. Ключевский

Справедливость, не поддержанная силой,

немощна, сила, не поддержанная справедливостью,

тиранична... Значит, надо объединять силу со справедливостью.

Блез Паскаль

Предисловие

Кончив вторую книгу, которую назвал "Моя жизнь и мое время", я еще раз перелистал свои дневники. И вновь увидел, что из них "пошло в дело" едва ли 10 процентов. А это двадцать четыре "тома" толстых годовых блокнотов за четверть века. Опубликовать их все не нужно и невозможно -- по многим причинам. Но кое-что очень просится наружу по соображениям больше общественным, чем личным.

Выбирая, на чем остановиться, я предпочел то, что и дало название книге: "1991 год". Этот выбор связан с неисчерпанностью роли Горбачева в моей жизни.

Феномен Горбачева не перестает будоражить общественное сознание, как бы ни старались заказные и добровольные "интеллектуальные киллеры" покончить с ним или, по крайней мере, изувечить. В связи с заведомо неудачной попыткой Горбачева вернуться в Кремль оживились спекуляции вокруг тех качеств его личности, которыми воспользовались, чтобы оборвать на полдороге его исторический подвиг.

Кроме того, в последние годы появился ряд серьезных книг (на Западе, конечно). Авторы дают свою трактовку перестройки, анализируют внешнюю политику Горбачева, делают попытки объяснить мотивы его решений и поступков, вникнуть в "психологию" этого человека. Но именно в этом последнем, судя по откликам на вышедшие книги, они меньше всего преуспели. Не дают об этой стороне "проблемы Горбачева" полного представления, по мнению рецензентов, и его собственные мемуары.

На протяжении пяти лет после ухода Горбачева из Кремля написано немало статей в российских газетах и даже книжки о нем. Пошлое ерничество и сведение счетов не в счет: недостойно даже презрения. Безусловным вкладом в осмысление политики и личности Горбачева стали мемуарные книги Георгия Шахназарова и Вадима Медведева. Не раз предпринимались попытки философского или публицистического анализа феномена Горбачева и сути "перестройки". Особенно часто -- в связи с пятилетием путча и распада Советского Союза. Калибр их очень разный: от блестящих, талантливых эссе В. Третьякова и Д. Фурмана до претенциозных, кишащих жалким нарциссизмом газетных "простынь" А. Ципко. Встречались и просто спекулятивные упражнения, лишенные элементарного знания о предмете, как правило, нахальные и лживые, не поднимающиеся по "умозаключениям" над уровнем толпы или интеллигентской черни. К этому разряду относятся и "заметки" по поводу мемуаров Горбачева, которые даже рецензиями назвать нельзя -- настолько очевидно, что их авторы самих мемуаров не читали.

Должен признаться: что бы ни попадалось мне на глаза из сочинений о Горбачеве -- доброжелательное или подлое, серьезное или поверхностное, -- не могу побороть в себе странное чувство вины, сверлит мысль: кто же, как не ты, обязан опровергнуть, оспорить, показать, как было на самом деле, пригвоздить, уличить в преднамеренном вранье и т. п.?!

Увы! Для этого надо быть, как минимум, Ключевским, а заодно и Достоевским. За мной ничего подобного, понятно, не водится.

Единственно, что я могу, это рассказать, как виделся мне Горбачев с очень близкого расстояния. Я написал книгу "Шесть лет с Горбачевым". Но на нее обратили внимание только на Западе, у нас -- приговорили к замалчиванию. Совесть побуждает меня не отступаться. Огрызаться на каждую ложь и клевету -- недостойно и бессмысленно. Да и кто будет публиковать? Понимаю, что в наше время никого переубедить в сложившемся отношении к Горбачеву невозможно. Но есть ведь история и, дай Бог, будет. А она склонна считаться преимущественно с документами, хотя и подвергает их суровой и в конце концов честной проверке. Сам начинавший свой поиск профессии с занятия историей, я поступил бы неблагородно по отношению к ней, если бы "унес с собой" свидетельства "с близкого расстояния" о великом деятеле, изменившем ход этой истории. Поскольку "рукописи не горят", хотелось бы положить на "стол истории" такое, что ни в каких других источниках не найдешь. И сделать это пораньше: может, какую-то пользу (или хотя бы удовлетворение интереса) это принесет.

Читавшие рукопись друзья усомнились: такое -- излишне откровенное о себе и о других -- обычно издают посмертно. Некоторые советовали просто написать еще одну книгу о Горбачеве. Но при всей "документальности" это все-таки -- литература. А я хочу оставить "зеркало" -- со всеми собственными противоречиями и даже нелепостями, когда само непонимание мною многих вещей позволяет лучше видеть, что происходило на самом деле.

Да, текст в таком жанре теряет стройность. Единственное, что связывает описываемые события и переживания, -- хронология, календарь. Но зато это больше отвечает современному восприятию жизни, где все калейдоскопично, разорвано, несовместимо.

Зачем же все-таки так откровенно?

Во-первых, я ощущаю себя уже "по ту сторону добра и зла". Замечаю, что и многие, кому я известен, воспринимают меня примерно так же. Наверное, мне уже позволено то, что для не переступивших возрастную грань считается неприличным. Впрочем, понятия о приличиях сейчас сильно попорчены. Если кто будет читать, то уже не так, как прочел бы лет 5 назад.

Во-вторых, есть довольно естественная у пишущих всю жизнь людей потребность выговориться. Тяжело носить в себе до конца жизни то, что в общем-то принадлежит не только тебе. И не только ты несешь ответственность за сделанное тобой.

В-третьих, просто эгоистическое желание: пережить, работая над записями, еще раз свою собственную жизнь -- пусть на малом отрезке.

Почему я выбрал только 1991 год? Он -- переломный в истории страны, самый тяжелый для перестройки и Горбачева и последний в моей жизни "при политике".

Были сомнения. Я ведь сильно подставляюсь... со всех сторон: политикам и моралистам, "патриотам" и "демократам", дорогим мне людям и недоброжелателям, циникам и порядочным, кому угодно. Только любящие меня поймут. Но таких единицы.