Велел мне написать: независимость -- у всех, но не все ее превращают в оружие против Союза... Украинцев ждет беда -- и тех, кто там живет, и кто разбросан по стране... Русских -- тем более... Границы, ядерное оружие... Словом, тревога, предупреждения и перечень последствий...
Утром отдал ему. Он еще не определился.
Сегодня он разговаривал с Колем по телефону. Позвонил тот. Об Украине -- то же самое. И предупреждение -- не суетиться с признанием, не ставить под угрозу "по-дружески" выработанное в отношениях.
Да... Вечером вчера он говорил, тоже по телефону, с Ельциным. Тот куда-то ехал в машине. Был уже пьян. М. С. уговаривал его встретиться вдвоем, втроем + Кравчук, вчетвером + Назарбаев. Тот пьяно не соглашался: "Все равно ничего не выйдет. Украина независимая".
-- А ты, Россия?! -- возражал М. С.
-- Я что! Я -- Россия. Обойдемся. Ничего не выйдет с Союзом... Вот если вернуться к идее четверного Союза: Россия + Украина + Белоруссия + Казахстан?
-- А мне где там место? Если так, я ухожу. Не буду болтаться, как говно в проруби. Я -- не за себя. Но пойми: без Союза все провалитесь и погубите все реформы. Ты определись. От нас двоих зависит все в решающей степени.
-- Да как же без вас, Михаил Сергеевич! -- пьяно "уговаривал" Ельцин.
-- Ну, а что же я, где... если нет Союза?..
-- Ничего... Вы оставайтесь, -- милостиво соглашался Ельцин.
Мы с Яковлевым переглянулись: сколько терпения у М. С.! Но и явная готовность уйти... Без сожаления... Без драмы... Спокойно!
Дело, видимо, идет к этому.
Встречался он сегодня с Яничеком. Тим (Тимофеев, директор института рабочего движения) навязал, а я Горбачева уговорил и отпросился, послав вместо себя на беседу Вебера -- "в порядке поощрения". Не знаю, что там было. Тимофеев умолял завести гостя ко мне, я отвертелся.
6 декабря
День пропустишь -- исчезают из впечатлений важные вещи. Например, после Обращения к парламентариям он заставил меня писать "Обращение к гражданам Украины". Целый вечер сидели у него + Яковлев и Ревенко, который, объявив себя "ярым украинским националистом", возражал против самого такого акта: "будет иметь обратное значение", "перебор", "вы уже не раз все сказали" и т. д.
Его поддерживал Яковлев. Я отстаивал "желательность" и исходил не из возможного результата (он очевиден), а из потребностей Горбачева. Он сделал ставку... У него отняли все: "управлять экономикой", "руководить руководителями", влиять на прессу... Осталась идея Союзного единения. И он -- ее символ и проповедник. Иначе ему просто нечего делать... И это видно по его распорядку дня. Он ищет всяких встреч -- со своими и иностранцами. Чуть ли не каждый день дает интервью, выходит к журналистам после заседаний и т. д. Часами просиживает с собеседниками, от которых можно что-то ждать: то с Егором Яковлевым, то с А. Н. Яковлевым, то с Грачевым и Черняевым, то с Шеварднадзе...
Сочинив "Обращение к гражданам Украины", превратившееся в заявление, от которого он наутро тоже отказался (и я, переменив свою точку зрения, убедил его, что не надо), сели в том же составе готовиться к его встрече с Ельциным (накануне завтрашней встречи тройки "славянских президентов" в Минске). Проигрывания вариантов не получилось... Он вяло слушал, а потом понуждал "прослушивать" его монологи. И ничего нового -- аргументы, аргументы в пользу Союза. Их десятки, и все разумные и неопровержимые, но всем им противостоит "нутряное": а мы вот хотим сами и уверены, что получится!..
Рефрен: если не пойдут на Союз, я ухожу, мне места не остается. И рядом план: созвать Госсовет, Съезд народных депутатов + обратиться прямо "К народу" (через ТВ)... И потребовать плебисцита: вы за Союз или нет? Все это иллюзии. И Съезд не соберешь, и плебисцит не проведешь, если республики не захотят. Да и кто будет оплачивать? И кто будет реализовывать, если даже "да"? Ведь уже "реальность", что реальная власть в руках элит: Кравчуков, ельциных, бурбулисов.
Я это ему все открыто говорил. Он не утихает. И в общем правильно делает, ибо это единственное его "видное" занятие, хотя газеты посмеиваются... Впрочем, особенно в связи с 50-летием битвы под Москвой, немножко кренилось в пользу единства.
И я сам (при всем своем неверии в Союз), когда встречался в эти два дня с Брейтвейтом и Дюфурком, активно оперировал аргументацией Горбачева.
Сегодня был Анталл -- венгерский премьер. Переговоры прошли нормально, дружественно, хотя со скепсисом со стороны венгра ("такой огромной страной управлять из центра нельзя"). М. С. и глазом не моргнул -- что поступал неправильно, долго отказываясь приглашать Анталла. И сделал это только под угрозой его приезда в Москву по приглашению Ельцина. В беседе опять поток аргументов в пользу Союза, еще более выразительных. А перед журналистами даже поставил Венгрию в пример Украине: вот, мол, та "поступает" ассоциированным членом в ЕС, а Украина не хочет быть в политическом союзе с теми, с кем жила переплетенной столетиями!
Ходили возлагать венок к могиле Неизвестного солдата -- 50 лет битвы под Москвой... Президент и кто? Шеварднадзе, Яковлев, Шапошников, Бакатин, Примаков, Силаев, Медведев, да мы с Грачевым -- вот и все приближенные к высшей власти, "советское (центральное) правительство" на данный момент!! Не густо.
Печально, однако: вспомнил, как в эти дни 50 лет назад наш 203-й лыжный батальон в составе 1-й Ударной армии подогнали в эшелоне к Сходне -- Крюкову (оттуда перевезен прах Неизвестного солдата)... Какой был мороз, и в нескольких километрах передовая -- стрельба, первое соприкосновение с войной. Как мать с Любой Артишевской, первой, несчастливой моей женщиной, чудом прорывались туда. И минут 20 посидели в какой-то избе, хозяйка пустила нас. И как было неловко (Люба уже меня не любила и отбывала номер милосердия), а мать -- тоже уже "отрезала" меня, но выполняла материнский долг. Не помню, чтоб плакала. И простились по-быстрому... под пулеметный треск, не прекращавшийся где-то совсем рядом. Но в бой нас не запустили, а на другой день опять в эшелоны -- к Москве, на Окружную, оттуда -- на Савеловскую ж. д. (Ленинградская была перерезана) и на Северо-Западный фронт под Старую Руссу -- окружать Демянск.
Медаль "За оборону Москвы" мне, однако, потом дали. Вручал мой комбат Толмачев, и мне было, помню, "не очень": вроде не за что. Хотя, впрочем, все лето 41-го противотанковые рвы рыл под Рославлем и т. д. и т. д., отступая от немцев под бомбежкой.