Некоторое время девушка молчала. Тэнго не знал, что она из этого поняла, а что — нет.
— Алло! — обратился он к ней.
— Сколько-вы-там-будете, — спросила девушка без вопросительной интонации.
— То есть, как долго я буду в Тикури?
— Да.
— Не знаю, — честно признался Тэнго. — Пока могу только сказать, что останусь здесь, пока кое-чего не узнаю. А неясного немало. Еще немного хочу проследить, как развиваются события.
Фукаэри снова замолчала. Когда она умолкала, то словно пропадала.
— Алло! — снова заговорил Тэнго.
— Не-опоздайте-на-электричку, — сказала она.
— Постараюсь, — ответил он. — Чтобы не опоздать на электричку. А у тебя все нормально?
— Недавно-какой-то-мужчина-приходил.
— Какой?
— С-эн-эйч-кей.
— Сборщик абонентской платы для «NHK»?
— Сборщик-абонентской-платы, — повторила Фукаэри без вопросительной интонации.
— И ты с ним разговаривала? — Спросил Тэнго.
— Я-не-поняла-что-он-говорил.
Что такое «NHK», она вообще не знала. Не имела полных основных знаний об обществе.
— Если объяснять по телефону, то получится длинный разговор, — сказал Тэнго. — А если говорить кратко, то это большая организация, в которой работает много людей. Они обходят квартиры во всей Японии и собирают ежемесячную плату. Но ни я, ни ты не должны ничего платить. Ибо мы ничего не получаем. Во всяком случае, ты двери не открыла?
— Не-открыла-как-он-сказал.
— Вот и хорошо.
— Но-он-обозвал-меня-вором.
— Неважно, — сказал Тэнго.
— Мы-же-ничего-не-украли.
— Конечно. Ни ты, ни я ничего плохо не делаем.
Девушка снова замолчала.
— Алло! — опять заговорил Тэнго.
Фукаэри не отвечала. Неужели положила трубку? Однако не было слышно ни одного похожего на отключение телефона звука.
— Алло! — Еще раз, на этот раз громче, сказал Тэнго.
Фукаэри кашлянула.
— Тот-мужчина-вас-хорошо-знает.
— Сборщик платы?
— Да-мужчина — с-эн-эйч-кей.
— И обозвал тебя вором?
— Не-меня.
— Значит меня
Девушка не ответила.
— Во всяком случае, у нас нет телевизора и мы ничего не украли в «NHK».
— Но-он-рассердился-что-я-не-открыла-двери.
— Неважно. Пусть сердится. Что бы он ни говорил, двери не надо открывать.
— Не-открывать.
Сказав эти слова, Фукаэри внезапно положила трубку. А может, и не внезапно. Возможно, она считала естественным и логичным поступать таким образом, когда клала трубку. Но вообщем то на слух это казался ему внезапным. В конце то концов, Тэнго хорошо знал, что невозможно предугадать, о чем она думает и что чувствует. Сама по себе.
Он положил трубку и вернулся в палату отца.
Отца еще не привезли. На простыне кровати все еще оставались следы от лежавшего тела. И воздушного кокона там не было. В палате, окрашенной легкими холодными предвечерними сумерками, остался только маленький след человека, который был здесь недавно.
Вздохнув, Тэнго сел на стул. Положил обе руки на колени и долго смотрел на кровать. Затем, поднявшись, подошел к подоконнику и выглянул наружу. Над сосновым бором, который защищал здравницу от ветра, простиралось полосой осеннее облако. Уже давно он не видел такой очаровательной вечерней зари.
Тэнго не понимал, почему собиратель абонементной платы «NHK» его хорошо знает. Последний подобный собиратель приходил год назад. И тогда Тэнго на пороге вежливо объяснил ему, что не имеет телевизора. Мол, никогда его не смотрит. Тот с объяснением не согласился, и что-то недовольно пробурчав, молча ушел.
Неужели сегодня приходил именно тогдашний собиратель? Тэнго вспомнил, что вроде бы это он обозвал его «вором». Однако немного странно, что, придя через год, тот же сборщик мог сказать, что его хорошо знает. Ведь они тогда разговаривали на пороге лишь минут пять.
«Да ладно, — подумал Тэнго. — Во всяком случае, Фукаэри не открыла двери. Поэтому он вряд ли придет вторично. Пытаясь выполнить норму, они устают от неприятной споры с людьми, которые отказываются платить. А потому, чтобы не тратить лишних усилий, обходят упрямых и собирают плату с покладистых хозяев».
Тэнго снова перевел взгляд на впадину на кровати, которую оставил отец. И вспомнил, сколько башмаков тот сносил. На протяжении длительного времени, обходя каждый маршрут сборщика платы, он довел до смерти их несметное количество. Все они имели почти одинаковый вид. Черные, с грубой подошвой, дешевые и практичные, они были из кожи. Отец так жестоко их эксплуатировал, что они протирались, снашивались, а их каблуки скособочивались. Каждый раз, когда Тэнго видел такие деформированные ботинки, его юная душа замирала. Однако он жалел не отца, а скорее ботинки. Они вызывали в его воображении несчастной рабочий скот, который использовали и довели до смерти.