В телефонной книге столичного района Минато ее фамилия значилась. Усикава попытался позвонить на этот номер. В любом деле привык действовать напрямик. После двух гудков трубку взял какой-то человек. Используя фальшивое имя, и назвав подходящий инвестиционный банк, Усикава выпалил:
— Я хотел бы спросить у хозяйки относительно ее инвестиционного фонда.
Собеседник ответил деловым, словно механически синтезированным голосом:
— Хозяйка не ведет разговоров по телефону. Всеми делами занимаюсь я.
Усикава сказал, что придется подождать несколько дней, когда вышлет почтой документ, поскольку по правилам их фонда содержание документа предназначается только человеку, которому он адресован.
— Так и сделайте, — ответил собеседник и положил трубку.
Усикава не очень упал духом из-за того, что не смог поговорить со старой хозяйкой. В конце то концов, на это он и не надеялся. Хотел лишь узнать, насколько она старается защитить свою личную жизнь от посторонних людей. Очевидно, очень старается. Видимо, в этой усадьбе ее пристально охраняет несколько человек. Такое впечатление создавалось от тона мужчины — наверное, секретаря, — который поднял трубку. В телефонной книге значилась ее фамилия. Однако разговаривать непосредственно с ней разрешалось только отдельным людям, а других отвергали, словно муравьев, которые заползли в сахарницу.
Делая вид, что ищет для аренды квартиру, Усикава обошел здешних риэлторов и будто ненароком расспросил о доме, который используется как убежище. Почти никто из них даже не слышал о таком доме. Мол, в этой элитной части Токио они имеют дело главным образом с дорогой недвижимостью, а двухэтажный деревянный дом их нисколько не интересует. Им хватило взглянуть на лицо и одежду Усикавы, чтобы не воспринимать его как достойного собеседника. Казалось, что они относятся к нему, как к мокрому паршивому псу с ободранным хвостом, который просунул свою морду в щель двери.
Когда Усикава почти отчаялся, его внимание привлекло небольшое агентство по продаже недвижимости, которое, кажется, работало в этом районе довольно давно. Очередной работник, старик с пожелтевшими лицом, охотно обо всем рассказал. Мужчина с высушенным, как второсортная мумия, лицом знал обо всем здесь подробно и стремился поговорить с кем-либо.
— О, этот дом принадлежит жене господина Огаты. Когда то его вроде бы сдавали в аренду. Я не знаю, почему господин Огата его приобрел. Потому что он не выглядел человеком, который живет только потому, что сдает в аренду жилье. Видимо, дом использовался как общежитие для обслуги. А теперь, кажется, он стал чем-то вроде «храмового убежища» для женщин — жертв домашнего насилия. Во всяком случае, для нашего брата риэлтора от него нет никакой пользы.
Сказав это, старик замолчал и засмеялся голосом, похожим на дятла.
— Ого, храмовое убежище? — удивился Усикава и предложил старику сигарету «Seven Stars». Тот взял ее, закурил от зажигалки Усикавы и со вкусом затянулся. Усикава подумал, что и сигарета давно такого хотела.
— В нем прячут женщин, которые прибежали с распухшими лицами после побоев мужчин. Конечно, платы за проживание с них не берут.
— Значит, это нечто похожее на службу обществу? — спросил Усикава.
— Да, что-то в том роде. Имеют лишний дом, а потому используют его для помощи людям, оказавшимся в беде. Потому, что и говорить, денег не знают куда девать. Могут делать то, что хотят, и не беспокоиться о расходах и доходах. Не то что мы, простые люди.
— Однако почему жена господина Огаты начала такое дело? Был какой-то повод?
— Ну, так как богата, для нее это вроде своеобразного развлечения, не правда ли?
— Даже если это развлечение, то неужели есть что-то плохое в том, что она охотно делает добро несчастным людям? — улыбаясь, спросил Усикава. — Не все богатые люди на такое способны.
— Да, это действительно хорошее дело. Потому как и я прежде, признаюсь, постоянно избивал свою жену, — сказал старик и, широко открыв щербатый рот, засмеялся. Так, будто частое избиение женщины — радостное в жизни событие, и заслуживает особого упоминания.
— Так сколько людей сейчас в нем живет? — спросил Усикава.
— Я каждое утро там прогуливаюсь, но снаружи ничего не видно. Всегда проживало, вроде бы, несколько женщин. Поскольку в мире немало таких мужчин, которые бьют своих жен.
— Это потому, что гораздо больше тех людей, которые вредят обществу, чем тех, которые приносят ему пользу.