Врачи, набросившиеся на Збышека подобно изголодавшимся котам, ничего не понимали. Дело с диагнозом обстояло — дрянь. Збышек, просвеченный и вывернутый наизнанку, выглядел абсолютно целым (не принимать же всерьез синяки и шишки, которые того же Маллигана, например, украшали гораздо более щедро) и абсолютно здоровым психически. Однако, а — он совершенно не умел ходить, и б — постоянно засыпал.
Сначала врачи-убийцы решили расправиться с параличом. Прежде всего проверили реакции. Когда доктор майор Такаги по простоте душевной, как его в школе научили, ткнул Збышека в голую ступню иголкой, Збышек заорал так, что майор Такаги впредь зарекся иголкой тыкать: реакции были в полном порядке. Збышек преотлично чувствовал ноги. Вот шевелить ими — не мог. Словно отрезало. По поводу паралича образовался консилиум. Контузия, приговорили медики-люди. Они были поголовно ученые. Ну-с, где тут у нас контузия, вопросили не ученые медсервы, покажите-ка ее нам на карте больного? А это такая психическая контузия нового типа, на почве перенесенной нетофилии, нашлись люди. Да где же, вот же у нас тут полная, многоуровневая карта больного, покажите пальцем хотя бы предполагаемую поврежденную область! — говорили медсервы… Интимных деталей рейда на Странную врачи не знали. Может вы хоть что-то нам расскажете, больной, умоляли наперебой они Збышека, что люди, что роботы. Збышек был бы рад им помочь, перспективы выглядели нерадостно, но Мама Ларкин засекретила и Збышека и Дона Маллигана, и, стоило только врачам проявить настойчивость, как немедленно появлялась в палате охрана в лице двух сержантов (охрана постоянно торчала под дверью; утешало лишь, что Збышек, как он это умел, отыскал с парнями общий язык и чрезмерно ему, герою и коллеге, они не докучали), так вот, являлись два сержанта и пресекали вопросы, могущие хоть на йоту понизить установленную секретность. Да как же нам больного лечить?! — негодовала медбратия. А вам за что деньги плотят, за болтовню или за лечение? — спрашивали сержанты. — За лечение. Вот и лечите, кто вам мешает, а вопросы оплачиваться не будут, а будут, наоборот, пресекаться… Браток, потерпи, утешала охрана находящегося, когда он не спал, в хронической ярости Збышека. Потерпи, вот Мама решит что да как, вот тогда сразу все и образуется…
Через некоторое время врачи заметили необычайную сонливость подопытного, и консилиум собрался вновь. После долгих споров и неудачных опытов с массированным применением спорамина и кофе, постановили отнести сонливость Збышека на счет нестандартной реакции его организма на воздействие нейтральных нейролептиков, космическими дозами закачиваемых внутрь помянутого организма в целях недопущения возможной прогрессии паралича… Более внятных гипотез не возникло, однако, на всякий случай, обработку нейролептиками прекратили… Было совершенно ясно, что врачи не знают, что думать, что предпринять… Збышека оставили в покое…
Самое обидное, что сам Збышек отлично сознавал правила игры, принимал их, и крыть свою засекреченность мог только матом. В госпитале он находился просто потому, что денщиков ныне нет, и ходить за парализованным Призраком могли только здесь. А лечение… тут хочешь корми его, Збышека, овсянкой, хочешь — вводи ему (в рацион) огурцы, — уж Збышек-то понимал, почему ноги отказывают ему в повиновении, где он потерял то кое-что, позволяющее homo sapiens самостоятельно прямоходить… Словом, намечающееся в будущем месяце комплексное вторжение в Пыльный Мешок, Збышек Какалов ожидал злее, чем кто бы то ни было…
Жизнь текла неспешно, безного. Маллиган навещал его редко, Хелен Джей Збышек видел вообще всего один раз, сразу же по возвращении, когда Нурминен впал в нервный спазм и мог только мычать на свет, а Маллиган глупо улыбался каждому встречному, пожимал руки, глухим трагическим голосом с энтузиазмом захлебываясь вещал об их похождениях и вертел в новом мундире дырки. Каждый спасается от шизы как умеет… Для друга Маллигана похождения на Странной явились стандартным военным подвигом из учебника, за воплощение коего в натуре дают большую блестящую медаль, большой оплаченный отпуск и еще приплачивают; кроме того, как Энди Костанди вцепилась в Дона на взлетной полосе «Стратокастера», так с тех пор и не выпускала… Сознание Быка целиком занимали вещи приятные и ясные, занимали каждую минуту… Бык представлял собой самый распространенный тип героя, действующего в режиме: подвиг — пьянка, подвиг — пьянка, и никак иначе, делу время, потехе час. Збышек на него не обижался нисколько: он любил Быка.
Збышек не понимал Ларкин и злился на Нурминена.
Ларкин медлила с решением. Нет, слонов раздали сразу же, Дон и Збышек получили награды, звания и деньги; подвиг признан таковым, информация — бесценна, слава, слава, в архив. Не в том дело. Это чепуха. Для отчета… Но Мама медлила с решением, а Збышек считал, что информации довольно и какого-такого Чеширского Маллиган, Какалов и Нурминен обнаружили в Мешке ясно даже ежику в тумане. Ларкин — великолепный игрок и отменный воин — получила, наконец, в результате нечаянного рейда группы Маллигана на Странную реальнейшее решение войны, каковой (войне) посвящена была вся жизнь Хелен Джей без остатка почти полувек. Чего ж тут медлить, я не понимаю? — думал Збышек. — Вторжение какое-то… Да еще комплексное… Нужное, понятно, целый мир спасти, не шутка, и вообще гуманизм… Но все-таки — слишком медленно. Хакер Какалов не умел — медленно. А Нурминен Збышека избегал, запретил выходить в Меганет, а странный голый человек, отрекомендовавшийся советником Мамы (чего он ей там советует?), полчаса просидел в изголовье на складном стуле, меля малопонятную чепуху, признался напоследок, что приходил просто познакомиться, взял автограф (!) и исчез…
Запрет на выход в киберспейс, выданный внезапно протрезвевшим Нурминеном, вверг Збышека в недоумение и ярость. Ты что, за вируса меня держишь, Волчара, — прямо спросил Збышек. А кто нас с тобой теперь разберет, Призрак, — прямо ответил Нурминен. — Я сам сейчас — ни-ни. Поимей понимание, Призрак… Ну ладно, я сейчас в командировку, — бывай, не свопься, хакер…
Ни фига Збышек не понимал. Если выявил вирус — убей его, все просто… сколько раз, вскрывая в киберспейсе запрещенный файл Збышек заражал рецепторы охранными вирусами… делов-то: отруби рецептор по локоть, да вырасти новый… ни фига Збышек не понимал. Если я — вирус, так зачем награждать? Травить надо, травить! Ведь баяном травки не накосишь…
Именно от неуверенности и именно от непонимания Збышек Какалов о многом, узнанном им в недрах Странной Системы, умолчал. Он помнил почти все, что произошло с ним и с Доном в рейде, но взгляд на события имел совершенно особенный — изнутри. Старый опытный инфорвор Призрак не стал отдавать все ключи и все коды, даже Маме Ларкин, боготворимой им, Призраком, но вряд ли бы смог ответить — почему не стал… это был — инстинкт, и ничего более… Неуверенность и непонимание лечатся только инстинктом…
И был один странный провал в памяти.
Именно чернота, образовавшаяся на месте этого провала в памяти Збышека Какалова, и снилась ему. Снилась все время, и усыпляла его — она же. За чернотой скрывалось нечто, Нечто. Некое. Никакое. Ключевая команда. Код На Все.
Вдруг Збышек проснулся. Чернота с Тайной внутри отпрянула от него, словно черные медузы черной планеты темного солнца от света прожекторов земного звездолета.
Палата, рассчитанная на одного пациента, имела вид правильного восьмиугольного цилиндра, поставленного торчком, площадью шестнадцать с небольшим м2 и высотой в два с половиной погонных метра. Кровать помещалась изголовьем в одно из ребер, а дверь была, если считать ребро с кроватью № 1 и идти от него по часовой стрелке, в ребре № 6. Збышек открыл глаза и обнаружил, что дверь открыта и в ее проеме стоит незнакомый вооруженный человек в военной форме. Збышек тотчас ловко притворился спящим и принялся наблюдать из-под ресниц. Незнакомец тихонько, не до конца, чтобы не щелкнул замок, задвинул дверь и, ступая бесшумно, приблизился к кровати вплотную. Таился он зря: Джопо Кранц в «звучках» Збышека орал маралом, которого похерила маралиха, и, если бы Збышек не был оперативным работником группы Аякс, то любое злодейство над ним незнакомец сумел бы учинить, производя шумы любой интенсивности. Но, видимо, злодейство заключалось лишь в том, чтобы Збышека не разбудить. И Збышек открыл глаза и сипло, сонно спросил: