К СЕМУ — ПОДТВЕРЖАЮ ПЕРЕПОДЧИНЕНИЕ.
МИНИСТР ПО ЧРЕЗВЫЧАЙНЫМ СИТУАЦИЯМ ЭФФЕНДИ
20 МАРТА 534 ГОДА.
(Документ 22)
БОРТ «МОЛОТ-24», СЕКТОР S-67, ТРАВЕРЗ ЛАПУТЫ, БОЧЧИНСКИ — ГУ ГЕНШТАБА, СТОЛИЦА, СУХОРУЧКО
ВЫПОЛНЯЮ ПРИКАЗАНИЕ. ПОКИДАЮ ПЛАТФОРМУ.
БОЧЧИНСКИ. - 20 МАРТА 534 ГОДА.
Платформенный деструктор «Молот» чудовищно тяжел, хрупок, не имеет своего хода и напоминает барабан от шестизарядного револьвера. В гнезда заводятся тягачи (обычно облегченные грузовые "тимуры") и двигают «Молот» на огневые позиции. «Молот» дорог чрезвычайно, а самое главное и обидное — рассчитан всего на один выстрел. Правда выстрел этот поднимает уровень вакуума в пятиминутном световом радиусе от фокуса огня до абсолютной единицы, и неважно, какого качества и каких масс объекты помещались в прицеле; бесследно исчезает среднего размера звезда, а про планеты и прочую мелочь и говорить-то совестно. Дистанция поражения — два-два с половиной световых часа. Передвигается «Молот» очень медленно, средняя скорость — пятнадцать парсек в месяц, пилоты тягачей отбираются по принципу "чем тише, тем милее", режим передвижения «Молота» называется "умри, но не расплескай"… Как правило, деструкторы используются в сугубо мирных целях, именно из-за медлительности их, например, очистить для безопасного судоходства замусоренный район, погасить предсверхновую…
Базируются «Молоты» на ареал комплекса Горный, ЕН-5426. Там же они и производятся, поскольку Горный — космический город, промышленный и научный центр — был построен специально. Постройка одного «Молота» длится год — монтаж ведется с применением всех известных защитных систем, но все равно нередки жертвы и увечья. Горный подчиняется МЧС Галактики. 26 февраля командир «Молота-24» майор МЧС Боччински, получил предписание начать движение от места постоянной дислокации к огневому рубежу с такими-то координатами. Дело обычное, знакомое, Боччински вызвал из города пилотов, вывел «Молота» из дока и медленно, величаво, деструктор двинулся вперед. Обычное задание, очистить район, а времена тогда, в конце февраля, стояли еще мирные…
Огневого рубежа «Молот-24» достиг утром 20 марта, несколько даже раньше, чем должен был по графику движения. Боччински вышел на с вязь со штабом дивизиона Горного и доложился. Пилоты остальных пяти тягачей смотрели футбол. Вот тут-то Боччински и получил телеграмму, а киберштурман его грузовика вдруг самостоятельно перешел в режим перепрограммирования и начал прием информации с внешнего сервера.
Нурминен сидел в стендовом кресле перед консолью Ксавериуса, положив на колени переносной пульт рации; Баймурзин в инфоцентре «Предо» отсутствовал, занимаясь где-то таинственными делами, доступными для понимания лишь ему самому… Два андроида смирно стояли у входа в инфоцентр. Индикатор присутствия абонента на линии погас на пульте рации, Ларкин кивнула с монитора Нурминену и он прервал связь.
— Как только он выйдет в риман — открывай Ксавериуса и иди в систему «Стратокастера», — сказала Ларкин. — Надеюсь, я здорово его разозлила. Он скоро будет. Вряд ли он запросит санкции у Генштаба на доуничтожение ненавистной бабы. Действуй, Эйно, мальчик, и будь начеку. — Нурминен, противу сложившегося с ним обыкновения, спокойный, с первого раза нацепил присоски на виски и настраивал транслятор. — Мне нужен мой шипоносец, Эйно, мальчик, — продолжала Хелен Джей.
В инфоцентр вошел запыхавшийся Баймурзин в трусах, катя перед собой нагруженную какими-то приборами тележку. Он остановился, вытер со лба трудовой пот и объявил:
— Скажу вам — семьдесят лет — не сахар!
— Свинья, — сказала Ларкин. — Мне-то семьдесят семь.
— Ну, вы-то у нас теперь бессмертны, — парировал Баймурзин.
— Так, — перебил их Нурминен. — Кребень будет здесь через два часа. Я готов.
Ожидаючи, Ларкин предложила попить чайку на веранде ее дома; согласился Нурминен, все равно торчать в киберспейсе, а Баймурзин ушел, невнятно отговорившись.
Они стали пить чай, смотреть вдаль, потеть и ждать. Ларкин развлекалась пусканием паровозных колечек с блюдечка. Чай ее научил правильно пить Баймурзин, по русски; огненный, вприкуску с ксилитом, с блюдечка, с вареньями, полотенцем через плечо и на самом солнцепеке. Последнее являлось личным изобретением Баймурзина. Он утверждал, что только прямые солнечные лучи, падающие из зенита отвесно на чайный стол, способны компенсировать отсутствие настоящего самовара: легендарную русскую чаеварку прошлых веков нигде было ни за что не достать… У Ларкин и Нурминена самовар имелся, реконструированный средой по энциклопедии; Баймурзину оставалось только завидовать, завидовать и злопыхать электрической чаеваркой.
Под рукой у Нурминена висела в воздухе иконка с графиком ситуации, развернутая в пространстве веранды так, что Ларкин, при желании, могла прочитать показания, выпрямившись в кресле. Она полулежала в плетеном, блюдечко держала на уровне носа, наблюдая за возникновением колечек вплотную-снизу.
"Стратокастер" в сфере надежного пеленга не появлялся, хотя истекали последние минуты расчетного времени контакта; «Калигула» с Героями на борту был в надримане. Ларкин ждала его к трем часам утра будущих суток — 21 марта. Заняться было нечем, кроме как ждать…
— Ты не устал, Эйно?
— Нет. Я люблю ждать, если это не ожидание смерти. Состояние ожидания для хакера привычно. Мы всегда чего-то ждем. Ждем связи, ждем упругой линии, ждем конца программы, выхода новых игр, — мы всегда ждем, как у моря погоды…
Хелен Джей ничего не сказала. Нурминен увидел как очередное колечко снялось с краев блюдечка, совершило несколько фигур высшего пилотажа, не нарушив своей целостности, а потом скрутилось восьмеркой. Нурминен спрятал улыбку в чашку. Каждый человек, осознав волшебные свойства, даруемые ему киберспейсом, начинал использовать их напропалую, — но сначала всегда примитивно, в сфере детских представлений о чудесах, почерпнутых из сказок и комиксов…
— Что тебе сказал проф? — спросила вдруг Ларкин.
— Он сказал, что займется архивом Аякс. Там три ящика с диск-хранами, я ему не завидую… Это вы их грузили, мэм? Оно и видно… Все вперемешку. Ксавериус сунулся ему помогать, но проф его отставил. Он сказал, что хочет побыть канцелярской крысой и бумажным червем. Мы все просто ему надоели, Хелен Джей. И вы, и я, и все остальные дела…
— Ну, Эйно, проф посидел четверть века в одиночной палате, чего же ты хочешь?
— Я хочу, Мама, чтобы «Стратокастер» не опаздывал. Когда опаздывают мои убийцы, я невольно начинаю нервничать: не случилось ли беды?
Ларкин хмыкнула.
— Так сходи, окинь окрестности… Да и пора уже выходить в Меганет всерьез, все равно все уже знают, где нас найти, — сказала она. — Хочу сигарету.
— Представляйте ее сразу прикуренной, — посоветовал Нурминен. — Вы сдохнете, но не сможете зажечь спичку. Вам еще слабо.
— А с этой что делать?
— Да бросьте на пол… Он всосет. Что касается пойти, окинуть взглядом, — чтоб вы знали, но в надриман Меганет не выходит. А открывать порты Ксавериуса рано: хапнете вируса, возись потом с вами… Вы сейчас как маленькая, все в рот, да на зуб…
— Пошляк, — равнодушно сказала Ларкин. Блюдечко и сигарета пропали из ее рук и она стала промакивать лицо полотенцем. — Слушай, но как же жарко!
— Ну сделайте солнце потише… Или облако нагоните… Или крышку закройте…
— Эйно, а вон кто-то идет.
— Что?
— Идет кто-то. Вон по дорожке.
— Где?
Ларкин показала рукой. Нурминен опрокинул на себя свой чай, вывернулся, как мертвяк, внутри себя и вскочил.
Дом Ларкин стоял в чистом полюшке, среди злаков и полевых цветов. Ларкин хотела дорогу от порога до горизонта, как на картинке, но до горизонта не вышло; дорога обрывалась в хлебах в ста метрах от веранды… по дороге неторопливо приближался человек в черном плаще и шляпе.
— Какалов? — спросила Ларкин.