Получивший в дар так много всего и сразу, Рагнер засиял, как красно солнышко.
Видимо, Свет своих рыцарей подобными подарками не баловал. Да и вообще внимания на них мало обращал. А уж когда Рагнер узнал, что и вести себя он теперь может так, как захочется, а не как предписывают ханжеские каноны рыцарского кодекса, то чуть не запрыгал от радости. Единственное, в чем я его ограничила – так это приказала держать себя в рамках при общении с моими подданными. Но рыцаря это не обескуражило. Единственное, что он очень хотел сделать, так это закатиться в ближайший кабак, взять себе вина и развлечься с девочками. Бедный… так он еще и в воздержании жил все это время… как же мне жаль Светлых рыцарей. Может, их всех начать потихоньку переманивать на свою сторону? Хотя… хватит мне пока одного. А там посмотрим по обстоятельствам.
Однако на визите рыцаря мой приемный день вовсе не закончился. Не успела я выпроводить Рагнера, как Дубняк тут же объявил, что ко мне еще два посетителя.
Надеюсь, на сей раз не рыцари? Больше бесхозных доспехов у меня в замке нет.
Однако представшие перед моими глазами типы были отнюдь не рыцарями. И вообще не воинами. Они явно принадлежали к творческим людям. Я это поняла просто потому, что нормальные люди подобное тряпье не оденут на себя даже под угрозой расстрела.
Тот, что повыше, с длинными рыжеватыми волосами, был облачен в непонятную хламиду всех цветов радуги, отороченную по низу кружевом, а в руках держал какую-то шапку из кошмариков. Второй, пониже, с короткой стрижкой круто вьющихся светлых волос носил на себе нечто вроде савана, расписанного каким-то текстом. Забавные типы оказались Августом и Петронием. Художником и виршеплетом соответственно. И искали они у меня защиты от Светлых сил. Да что эти Светлые, совсем с ума сошли?
Мало того, рыцарей не жалеют, итак еще и на творческих людей ополчились! Да разве ж так можно? Кто потом будет воспевать их в песнях и писать картины с великих людей?
– Чем же вы так не угодили Свету? – искренне удивилась я.
– Творчество наше не по нраву им, – пояснил Август. – Светлые говорят, что, дескать, водит нашей рукой нечистый, а мы ему верно служим.
– Сжечь нас хотели, как приспешников Тьмы, – подхватил жалобу своего друга Петроний. – Ну а мы, не будь дурнями, к Тьме и переметнулись. Тут уж нас, небось, Светлые не достанут.
– Да достать-то не достанут… но не могли бы вы продемонстрировать мне свое творчество? – заинтересовалась я. – Интересно все-таки, за что вас окрестили приспешниками Темных сил.
Да уж… творческих людей не надо долго уговаривать похвастаться своими творениями. Они пошептались между собой, и первым решил продемонстрировать мне плоды своего таланта художник. Август метнулся из зала, притащил огромное полотно (в свой рост) аккуратно затянутое тряпочкой и, установив картину, сдернул с нее покров.
После того, как я несколько вышла из ступора от представшего моему взгляду крутого авангарда, я уточнила:
– Это что, Снегурочка в авиационном шлеме?
– Нет, это овца, – гордо пояснил художник. – Картина называется "На пастбище".
Нда. Ну, теперь-то я понимаю, почему Светлые так стремились сжечь этого типа.
Познакомившись с его творчеством, я могла бы сказать определенно – было за что.
С другой стороны… да пусть рисует что хочет. Что мне, жалко что ли? Главное, чтобы этот тип, явно сбрендивший на почве абстракционизма, держался от меня подальше. Однако тщеславный Август вовсе не собирался пропадать в безвестности.
Он вознамерился ни много, ни мало, украсить своими шедеврами весь мой замок. Что?!
Только через мой труп! Тогда художник предложил расписать в замке хотя бы стены.
Увидев, что расстроенный Август чуть не плачет, я, скрепя сердце, согласилась.
Естественно, я не собиралась доверять этому типу оформление всего своего замка.
Однако… могу же я выделить под его творчества площади, которых мне не жалко?
Супружескую спальню, например? Все равно руки у меня до нее еще не скоро дойдут.
Да и вселяться в нее в ближайшее время я совершенно не собираюсь. (Не до браков мне сейчас). Вот и пусть Август в этой комнате извращается как хочет.
– Доверяю я тебе самое ценное – свою супружескую спальню, – торжественно объявила я Августу, и тот засиял. – Однако ж вскоре я должна буду покинуть свой замок. И покуда я не вернусь, да не приму твою работу, к остальным комнатам и близко не подступай!
– Слушаюсь, госпожа Ристи! – радостно пообещал художник.
– Теперь твоя очередь, – милостиво улыбнулась я Петронию.
Он сделал шаг вперед, отставил ногу в сторону, вздернул голову и, взмахнув рукой, начал читать свои вирши. После четвертой строки рядом со мной раздался подозрительный кашель. Я скосила глаза. Дубняк, засунув себе в рот все свои ветки, искренне, но тщетно, пытался не ржать. Я, собственно, занималась тем же.