− Куда уйти-то? − взглянула я на неё.
− А куда ноги поведут, − пожав плечами, отзывается. − Чай у вас дел мало в округе, что ерунду спрашиваешь?
Тут права бабуля, не поспоришь. Нам же до села ещё добраться надобно, да с Расселом общий язык найти. Выведать, где б лекаря разыскать, а вот что дальше делать, пока не ведомо. А ещё… ещё ой как хочется к мельничке-то сходить, да хоть краем глазика глянуть, как там мамка с братиками.
К селу подходили в начинающих сгущаться сумерках. И стоило нам из леса выйти, как откуда-то послышались крики заполошные, а потом, вдали, за верхушками деревьев да крыш − вскинулся ввысь огонь, и дым столбом повалил.
− Никак горит что-то, − встрепенулась Рози.
− Так… там же… − начал Ренар, да так и не договорив, бросился бежать.
Мы с рысей переглянулись. «Беги сестра, мне-то в селе показываться не с руки», − мысленно говорю. Рыська, как всегда уловившая мои мысли, рванула следом за ним. Ну а мы с бабушкой, пользуясь наступившей темнотой, по околице побрели. Хотя народу сейчас и не до нас было, но бережёного боги берегут.
А селяне из домов выскакивают. Перекрикиваются. Эка невидаль-то творится! Пожар! Те, кто подальше живёт, поглазеть на чужое горе побёг, а те, кто поближе, мечутся, потушить пытаясь, чтобы на их дома пламя, не дай боги, не перекинулось.
Дошли уже едва ль не до дальнего края села, когда до меня дошло:
− Так вроде ж это хлебопашца дом и горит…
− А ну-ка пошли, − тут же дёрнула меня за руку Рози и напрямки, огородами, как бык попёрла, дороги не разбирая.
Бегу за ней, а на душе муторно. Сон свой дурной припоминаю. Вот оно что-то и случилось, да только тревога-то не отпускает никак, неужто не все это беды, что должны на наши головы свалиться?
Подходим ближе. Бабушка руку-то мою давненько отпустила, идёт теперь впереди. И вдруг слышится крик:
− Вай-ти тошно, люди добрые! Ведьмачиха!
В этот момент я ощутила, что все присутствующие о пожаре вмиг позабыли. В руках у селян тут же, словно по волшебству, начали появляться косы да вилы. И вся толпа единой волной двинулась в нашу сторону.
− Сделай вид, что ты не со мной, − тихо шепчу, стараясь чтобы губы не шевелились, и уповая на обострённый бабушкин слух. − Ты им без надобности. Им зло на ком-то спустить надо… − добавила, да и рванула прочь что есть мочи.
− Держи ведьму проклятущую, − неслось мне вслед вместе с топотом сотен ног.
А я знай себе бегу, только ветер в ушах свистит. Усталость от страха словно рукой сняло, а за спиной будто крылья выросли. Несу-у-усь. И вдруг понимаю, что голоса и топот давно затихли. А я одна в глухом лесу. И так боязно стало − а ну опять заплутаю? Бежать уже не бегу, всё-таки весь светлый день перед этим протопали, но и останавливаться страшно. Привалилась к дереву, отдышалась. Иду.
Самое противное, что ощущение тревоги так и не отпускает. Вот что ещё на мою голову стрястись может? И тут до меня доходит: народ гнался за мной, да не догнал. Куда они пойдут?
− Ох! − вырвалось у меня, и я вновь бросилась бежать, уповая на отвернувшуюся от меня удачу, чтоб ноги сами к дому родимому вывели, заплутать не позволили.
Не подвела в этот раз удача-то. Выскочила я из леса в аккурат напротив мельницы. Подбежала к халупе, заскочила внутрь. Младшенький тут же захныкал − испугавшись. Старшенькие в кучку сбились, глазеют во тьму, ничего не разбирая. А мать сидит на кровати да святым кругом себя осеняет.
Быстро чиркнула я огнивом, лампу масляную зажигая. Успела заметить, как на мамином лице испуг сменяется растерянностью, а потом радостью. Вот только не до этого сейчас.
− Быстро самое ценное собирай, − говорю, расстилая на полу покрывало и начиная сбрасывать туда тёплую детскую одежонку, да и так, на смену, кой-какое тряпьё.
Мать недолго терялась, смекнула, что дело нечисто да, видать, разговоры разговаривать опасно, и тоже полезла в закрома. Звякнули, ссыпаясь в кошель, приготовленные на уплату налога золотые, колечко мамино, отцом когда-то подаренное, блеснуло. В котомку полетели хлеб да яйца варёные. Надо ж, ещё и ложки с мисками да котелок суёт туда. Как тащить-то тяжесть такую будет? Хотя и надобно это всё.