− А то что б?
И так хочется в ответ услышать: «Не променял бы тебя!»
− Не позволил бы вчера…
Дальше я уже не слушала. Лишь кивнула, отворачиваясь, чтобы слёз моих не увидел. Сама ж выбрала − друга. Вот и получила. Так отчего ж теперь больно-то так? Сердце словно кровью обливается, и в голове похоронный плач звучит по былым мечтам девичьим. Вроде и понимаю, что убиваться бессмысленно, ведь прошлое-то действительно не воротишь. Да и не знаю я теперь, что б изменила, коль была бы такая возможность.
Пока шла до лужайки, где мамка сидела, постаралась взять себя в руки. Не хватало ещё и её своим видом расстраивать. Да только там, нежданно-негаданно, меня чудо поджидало. Небось опять Клавиных рук дело, не иначе!
− Даниэла! Дан! − раздались обрадованные голоса моих младшеньких, и они тут же повисли на мне, словно бы сто лет не виделись.
− Пои-игла-аешь с на-ами? − шлёпнув ручкой рядом с собой, словно приглашая сесть, заявил самый младшенький, а мать, наблюдая за всем этим, улыбнулась только.
М-да уж, надо было у Клавдии поинтересоваться, о чём можно с мамкой говорить, а о чём нет. Но пока не спрашивает сама, так и проще, вроде как, и рассказывать что-либо совсем не обязательно. Но главное − и она, и малыши выглядят абсолютно счастливыми! Смотрю вот на них, и сердце радуется.
Поиграла с малыми, с мамой парой ни к чему не обязывающих фраз перекинулась − о погоде, о пропущенном мною завтраке, да и побрела обратно к дому. А на душе вновь тучи собираются. Они-то счастливы, а мне грустно, потому что хочется как прежде: посидеть, поболтать по душам − а теперь всё это в прошлом. Одно утешает − им хорошо.
И вдруг вспомнились мамкины слова: любовь хороша, когда от чистого сердца, а когда заговором наведена, это чуждое, сродни проклятью. Сейчас речь, конечно же, не о любви, а о счастье ихнем, но суть, по-моему, не сильно меняется. Их заставили радоваться и верить в то, что всё хорошо и жизнь прекрасна, они и верят. Пусть даже искренне, но я-то знаю, что всё это не по-настоящему, а как будто понарошку.
Хотя может так оно всё и к лучшему. И им хорошо, и у меня камень с души упал. Хотя нет… один-то упал, а другой вот накатился и давит осознанием того, что я их лишила права на собственное мнение, на естественное в данной ситуации любопытство и волнение, навязала то, что нам удобнее было. Пусть не я лично это сотворила, но с моего же согласия… С одной-то стороны, да – горе миновало, и они в безопасности, а с другой… вся эта вынужденая ложь, отравляет сознание, не давая порадоватья за близких.
− Дан, − выдернул меня из раздумий голос императора. − О чём опять пригорюнилась? − вопрошает, а в голосе забота, и такая искренняя, что так и хочется душу излить.
Подозрительным это показалось, с чего это он так раздобрился? Одно точно: не решилась бы к нему Клавдия подход искать. Всё ж кто он, а кто она? Так с чего ж такие перемены-то?
− Молчишь. А тут дела такие творятся, Дан, что хочешь молчи, хочешь не молчи, а поговорить нам придётся, − вновь став серьёзным и сосредоточенным, сообщил он. − И это я тебе не как император говорю, а как человек, которому не безразлична твоя судьба. Есть здесь укромное местечко, где без посторонних ушей поговорить можно?
Я лишь плечами пожала. Нет, не потому, что лишний раз своё отношение выказать желала, мне наоборот интересно стало, о чём же поведает? Просто я действительно понятия не имела, где тут поговорить спокойно можно, когда народу вокруг столько, что не протолкнёшься.
− Идём, − кивнул он и направился к дому.
Что-то покладистая я сегодня, сказали выйти − вышла, сказали идём − иду. Почему-то он решил, что подходящей комнатой станет именно моя. Ну да ладно. Села в кресло возле камина, так вольных мыслей не должно возникнуть, а заодно и согреюсь. На улице-то вроде и солнышко, но прохладно.
− Розалинда, наверное, уже поведала о моём визите в ту ночь, когда ты пропала? − спрашивает. Киваю. − И о том, что там был схвачен злоумышленник, тоже?
Опять киваю, всем своим видом демонстрируя внимание и заинтересованность. Ну не притворяться же, что мне всё равно? И дурак бы понял, что это не так. А император совсем не глуп.