– Впечатляет. Откуда такая роскошь? – я бросила беглый взгляд на убранство чёрного кожаного салона, и переметнула к её непривычной рыжей макушке.
– Последний клиент презентовал, – она подмигнула мне в зеркало заднего вида.
– Поехали уже, шлюшка, – это произнёс Джексон, усаживаясь с ней рядом, – А то штраф сейчас впаяют за стоянку в неположенном месте.
– Наши пятнадцать минут ещё не истекли, – Наташка плавно тронула машину с места, – Как ты съездила?
– Хорошо, – протянула я, морщась от сильного запаха полироли в салоне, – Всё, что было запланировано, сделали. Осталось ждать осени.
– Как Москва?
– Большая и пыльная, – я фыркнула, ощутив на языке фантомный привкус ставшего теперь далёким города, – Я даже половину за эти две недели не смогла объездить. Мне показалось, что она размером со всю Эстонию.
– Так и есть, вроде бы. И даже больше.
– А Кремль видела? – включился в разговор Джексон.
– Видела. И кремль, и Спасскую башню, и по Красной площади гуляла, – ответила я, растянувшись в улыбке.
– Повезло тебе, – вздохнул Джей—Джей, – Я в Москве не был ещё.
– У тебя накопительный счёт в банке, – фыркнула Наташка, – Возьми оттуда и сгоняй на недельку.
– Не могу, это на бизнес, – Джексон откинул голову на подголовник, и я увидела его русые пряди.
Не удержавшись, я потрепала его по голове и просунула голову между передними спинками, уставившись на него с интересом:
– Какой бизнес?
Натали снова фыркнула, свернув на Тартуское шоссе, а Джексон пожал плечами.
– Хочу открыть своё дело. Вот, коплю на него.
Я задумчиво хмыкнула и села назад, раскинувшись на всю ширину сиденья.
– Звучит неплохо.
Он что—то промычал в ответ и замолк. Наташка сделала музыку погромче, наполнив салон весёлым дребезжанием; а я потянулась к своей сумке, чтобы написать Артуру.
Его номер не был сохранён в контактах, но я знала его наизусть. Скинув ему эсэмэску с коротким содержанием: «Долетела», я посмотрела на мгновенное оповещение о доставке сообщения. Так же мгновенно пришёл ответ: «Скучаю». Глубоко вздохнув, я бросила мобильник обратно, и закрыла глаза.
Дорога домой заняла немного времени, и уже через пятнадцать минут я входила в подъезд голубого деревянного дома на улице Вильмси. Быстро пробежав по ступенькам, я открыла дверь ключом, который вернул мне Джексон и вошла в квартиру.
Пахло привычным древесным запахом его духов «на миллион» и детским мылом. Вкусной едой, которую он приготовил – сладкими булочками и картофельной запеканкой. Я сняла обувь и шагнула в гостиную, дотронувшись кончиками пальцев до спинки дивана. Кожа немного протёрлась за этот год, в некоторых местах появились трещины; но она была по—прежнему мягкой. Мой взгляд упал на закрытую дверь в спальню, и я обошла диван и вошла в свою прежнюю комнату.
Здесь время как будто заморозилось, застыло. Ничего не изменилось; всё тот же дешёвенький балдахин из синтетики, плавно покачивающийся от дуновения прохладного воздуха из окна. Та же кровать, заправленная тканым покрывалом; и шкаф, стеклянные двери которого открывали ровный ряд одежды, висящей на вешалках.
– Я всё повесил, как было раньше, – тихо сказал Джексон за моей спиной, когда я отодвинула одну дверь в сторону, – Как будто ты не уходила никуда, – виновато, полушёпотом добавил он.
Я обернулась к нему и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ, снова показав мне ямочки, и качнул головой назад:
– Есть?
– Есть!
Всё стало, как прежде. Мы баловались едой за столом; я ела как обезумевшая его вкусную вегетарианскую стряпню. Он делился новостями, планами и рассказывал о своих неудачах на любовном фронте:
– Серьёзно, Кира. Тебе не понять, как парню нетрадиционной ориентации тяжело найти себе половинку, – говорил он с набитым ртом, – Все хотят секса на одну ночь, никто не настроен на серьёзные отношения.
Вот в этом весь Джексон. Мы могли не видеться несколько месяцев; могли не общаться целый год, а потом сидеть на кухне как ни в чём не бывало. Как будто временная пропасть между нами никогда не появлялась, как будто ещё вчера мы просыпались в одной квартире.
– А ты, значит, настроен? – невнятно сказала я, жуя сырную булочку.
– Нет, но когда—то же буду настроен, – он развёл руками и проглотил кусок запеканки с громким звуком, – Самое ужасное, что половина геев, которых я знаю, вдруг решили, что они больше не геи.
– Какой кошмар! – воскликнула я, прикрыв рот рукой, – Фальшивые геи, фу, какая гадость! – передразнив его интонации, я громко рассмеялась, когда он гневно сверкнул глазами.