Он подошёл, положил мне руки на грудь и сжал между пальцами соски, сильно, но не больно.
– Ты, Лидия, сейчас хочешь этого. Очень, правда? Это понятно и не стыдно, гормональная терапия, особенно та, которую тебе делали, многое изменила в твоём теле. Оно сейчас двадцатипятилетнее. У тебя матка, яичники – все абсолютно молодое, готовое к деторождению. И тело требует своего.
Он говорил все эти слова чётко и раздельно, но голос и руки явно принадлежали разным людям. И я разделилась пополам. Мой мозг слушал эту наукоподобную чушь, а тело таяло под руками. Причём таяло в совершенно прямом смысле этого слова, у меня подкосились ноги и я стала стекать прямо в пену набегающих волн. Армен подхватил меня на руки и понес на берег. И все, что я помню после – это сильные и сладкие удары внутри себя и бешеное наслаждение, от которого я потеряла сознание.
– Зачем мы сделали это? Зачем, Армен? Это глупо, грязно, пошло, подло. Без любви, без смысла, без будущего, даже без настоящего.
Мы сидели на песке, а на пляже уже было бы совершенно темно, если бы не огромная луна, касающаяся острым жёлтым краем совершенно синей, даже фиолетовой воды. Казалось, что вокруг её диска светящийся обод и именно он режет на куски такое же, как вода, фиолетовое небо.
– Что ты знаешь о любви? Вот скажи мне сейчас, просто в двух – трех словах – что? Эти сопли, которые тебе навешали в книжульках и киношках – это любовь? Ты со мной, я без тебя… Не смеши…
– О чем мы, Армен. Мы с тобой сейчас совокуплялись, как собаки, ты сторожевой пёс, я подопытая sука. Вот с этим… С мерзостью этой сраной.
Я с ненавистью ткнула пальцем в контейнер. Мне вдруг бешено захотелось его сорвать, выдрать из тела прямо со своим мясом и зашвырнуть подальше, в эту потрясающую, нереального цвета воду.
– Собаки? Ты сейчас, впервые за всю свою тоскливую жизнь, была как никогда близко к любви. Вот эта сила, эта бешеная страсть намного ближе к ней, чем ты думаешь. Да и я… Давай, одевайся, короче, нам пора. Уже ночь, а свобода здесь для таких, как мы только кажущаяся. У меня машина наверху, на соседней улице. Пошли.
Мы поднялись наверх, почти задыхаясь от аромата алых цветов. Армен вёл машину молча, я украдкой смотрела на его профиль – хрящеватый нос с горбинкой, мощную челюсть и высокий, покатый лоб и странно спокойно думала – я ничего не знаю о любви.. А ещё – если он захочет повторения, я не буду против.
Уже у самой двери Армен придержал меня за локоть.
– Лида. Афишировать то, что произошло не стоит. Особенно перед прислугой. Но нам ничего не помешает завтра съездить в одно потрясающее место. Там розы переплетаются с виноградом, а водопады поют, как органы. Вы согласны?
Я на секунду удивилась вернувшемуся «Вы» и согласно кивнула. А на душе у меня уже пели те органы и глушили мозг.
Глава 3
Я ненавижу поездки с этим жутким типом-вроде садовником, а по совместительству, ещё и оказавшимся шофером. Шоферы вообще как-то менялись часто, появлялись, исчезли, мелькали перед моими глазами крепкими одинаковыми затылками, а вот этот, с взглядом голодного лиса и крепкими узловатыми пальцами, которыми он все свободное от езды время копался в земле, был постоянен. Он выглядывал из кустов, смотрел на меня исподлобья, когда тащил тачку, полную земли, оглядывался, вроде случайно, когда обрезал виноград на арках, бросал прозрачный, лисий взгляд вскользь, когда мыл машину. Вдвоём с ним ездить я вообще боялась и избегала, но сегодня Армен оставил свою белую красавицу в гараже и поманил садовника. Тот медленно распрямился, вытер руки о противный брезентовый мясниковский фартук и подошёл.