Вылезаем к воротам и едем к другой башне Нижнего форта. С трудом открыв небольшую деревянную дверь за воротами, проникаем в такое же башенное помещение. Здесь, пожалуй, запущенней, на полу горы невесть откуда взявшейся земли, пониже своды. Но зато здесь и больше летучих мышей. С громким писком начинают они носиться над нами, чуть не задевая нас. Не теряя времени, начинаем размахивать сачками, но результаты ничтожны — всего две мыши. И тут вступает в действие метод доктора Салема. Его помощник ловко соединяет несколько бамбуковых колен, и в руках у него оказывается длинный шест с гибким и тонким концом. Этот тонкий конец он тщательно обмазывает густой и липкой массой. Несколько секунд — и к протянутому во мрак шесту приклеились две летучие мыши. Скорее, скорее снимать их и в клетку, предусмотрительно захваченную нашим провожатым. Тут-то дело пошло веселее: не прошло и 15 минут, а в клетке уже сидело по крайней мере полтора десятка небольших летучих собак — розитт (Rousettus leschenolti) — единственных из фруктоядных летучих собак, селящихся в пещерах и заброшенных зданиях. Тут уж мы отложили в сторону наши бесполезные сачки и Только помогали снимать прилипших зверьков и сажать их в металлическую сетку. Потом оказалось, что наловили мы в башне Голконды не один, а два разных вида. В обществе летучих собак жили самые настоящие летучие мыши, но более крупные, чем наши.
В конце концов мы разогнали колонию. Встревоженные животные поднялись в верхние, более светлые помещения башни, иные, пользуясь одним им известными ходами, перелетели в соседние полуподвальные помещения, попасть куда мы смогли бы только после основательных раскопок. Но ловля, оказывается, только начиналась, и главная охота была впереди. Наша машина двинулась в Хайдарабад.
Хайдарабад стоит на реке Муси, которая в январе кажется ручейком. С большого Ная пул («Нового моста») видны два самых красивых здания города, выдержанных в так называемом индо-сарацинском стиле: Османия-госпиталь и здание Верховного суда штата. Недалеко от здания суда стоит четырехэтажный городской колледж. Между ними — тенистый сад с фикусами и акациями. И на этих деревьях висят гроздьями все те же крыланы, птеропусы, или просто летучие лисицы. Висят в густой листве деревьев и, пожалуй, выше, чем в Тривандруме.
Снова из нескольких колен составляется длинная палка. Теперь она по крайней мере 7–8 метров длиной. Ее осторожно поднимают и просовывают между ветвей. До ближайшего крылана остается не меньше метра. С мастерством жонглера наш помощник надставляет еще одно колено. Тихонько сбоку подводит он тонкий верхний конец к шевелящемуся крылану. Легкое, почти невидимое снизу прикосновение — и крылан срывается с ветки и раскрывает свои могучие крылья. Ушел! Нет, одно из крыльев плотно приклеилось к липкому шесту. Скорее вниз! Молниеносно разбираются колена, и вот шипящий, бьющий свободным крылом и угрожающе щелкающий зубами крылан у нас в руках. Для тебя, дружок, есть еще одна клетка, побольше! Вот так, поштучно, нам удалось добыть 11 крыланов, заполнить все наши клетки.
Уже в лаборатории университета, разбирая нашу добычу, мы принялись выяснять у Салема, что это за чудодейственный клей, так здорово «улавливающий» летучих мышей. Оказалось, что в состав этого клея входит смола розового дерева и что таким способом испокон веков ловили птиц в деревнях Телинганы. Большего нам узнать не удалось.
Именно во время нашего пребывания здесь случилось несчастье: околели оба веселых лори, которых мы купили на базаре в Мадрасе. Они безропотно переносили все тяготы путешествия на самолетах, на поездах, на автомобилях, но чего-то им не хватало. Накануне они покусали нас обоих. Это-то и встревожило: не взбесились ли они? Бешенство среди диких животных широко распространено в Индии, особенно в больших городах. Заразиться этой страшной болезнью лори могли на Мур-маркете, где животных содержат в большой тесноте. Но если так, то нам надо немедленно делать прививки против бешенства, здесь каждый час промедления может оказаться роковым. И началось наше непредвиденное программой знакомство с лечебными учреждениями нескольких индийских штатов — ведь прививки надо делать в течение двух недель подряд.
Больница в Хайдарабаде, куда нас привезли для прививок против бешенства, помещалась в нескольких корпусах разной величины. После короткого визита к начальству нас ведут в процедурную. У дверей большая очередь: пожилые скромно одетые мужчины, женщины, дети. Всех их покусали бешеные животные. Люди молча посторонились, повинуясь жесту ведущего нас врача. Чувствуем себя несколько неловко, но отступать уже поздно. Вакцинация производится в небольшой полутемной комнате (полутемной сравнительно с уже ставшим привычным ослепительным наружным освещением). Бесплатная медицинская помощь, кстати была законом у древних индийцев. Первые свидетельства об общественных бесплатных больницах и аптеках относятся к периоду до нашей эры (тогда даже существовали специальные больницы для животных!), а в эпоху династии Гуптов (IV–VII века) такие больницы функционировали уже в каждом городе. Вообще говоря, индийские медики древности могли бы многому научить нас. Вот что по этому поводу пишет Ф. И. Щербатской: «Мы с гордостью, как о большом достижении современной медицины говорим о пластических операциях на лице. Образованные индусы должны встречать такие утверждения с усмешкой. 1,5–2 тысячи лет назад в индийской хирургии были обычными такие операции, как ринопластика (создание искусственного носа), операции по формированию новых ушей и губ, Общее количество применявшихся при операциях хирургических инструментов превышало 200!».
26 января Индия праздновала День Республики. Учреждения не работали, и для нас наступило время полевой экскурсии. Профессор Сингх предложил нам отправиться в лесной массив Нарасапур. Как мы пожалели, что плохо знаем флору! Здесь растут самые разнообразные лиственные деревья. Кое-где на сучках еще есть листья. Но что это за листья! Огромные, сантиметров в 30–40 длиной, сухие, желтые. Ворохами листья лежат на земле. На них наступаешь, и они трещат как сухой хворост. Повсюду на дороге — грозные надписи, предупреждающие, что курить и вообще зажигать огонь в лесу категорически воспрещается. Если бы не эта сухость и жара, лес был бы очень похож на наш осенний.
В лесу разделяемся на группы. Константин Александрович завел с профессором Сингхом бесконечный разговор на паразитологические темы. Е. В. Жуков принялся помогать Николаю Сергеевичу в сборе кокцид, а мы вдвоем по какой-то тропинке направились к вершине поросшего лесом холма. Вскоре, однако, мы поняли, что треск листьев под нашими ногами должен распугать все живое на километр вокруг. Обычно в листовой подстилке леса прячется много разнообразных животных — пауков, насекомых, пресмыкающихся, грызунов. Но сколько мы ни ворошили листву, ничего найти не могли. Лишь многочисленные норы и норки говорили о том, что в этот период все живое укрылось от жары глубоко в землю.
По лесу разносится все время какой-то шум и шорох. Это ветер шуршит огромными сухими листьями, временами поднимая их выше верхушек деревьев. И среди такого шуршащего мертвого леса неожиданно встречаем деревья карникакра, сплошь усеянные крупными ярко-желтыми цветами. В индийских легендах появление этих крупных цветов на темно-серых голых сучках связывается с весенним приходом бога любви Камы. Отломив одну из веток такого дерева, мы с удивлением обнаружили, что вся она пропитана влагой, сок каплями падал с излома. Значит, где-то в глубине корни достают воду. Около цветов карникакра и рядом с крупными красными кистями цветов тилака — дерева, растущего в низинке поодаль, вьются миниатюрные птахи, столь маленькие, что сначала мы приняли их за бабочек. Ну конечно же, это нектарницы, порхающие у сочных цветов и с помощью длиннющего клюва высасывающие нектар.
Проходя мимо одной из каменных гряд, мы обратили внимание на какие-то вертикальные белые полосы, аккуратно нарисованные на камнях. По тропинке, которая еще заметна, поднимаемся между валунами. Они выше человеческого роста. На самой вершине гряды среди огромных валунов сооружен небольшой храм: вырубленная в плоском камне дверь ведет в тесное продолговатое помещение. У дальней стены вертикально стоит каменная плита с изображениями одной большой фигуры и двух поменьше, на чисто выметенном каменном полу в углу стоит свежий веник, а у каменной плиты с барельефами фигур — остатки курительных палочек (агрбатти), подношения богам — яркие тряпочки, узелки с какой-то засохшей снедью. Сквозь многочисленные щели в камнях приятно тянет сквознячок, из каменного проема двери открывается великолепный вид на всхолмленную даль, покрытую невысоким кустарником и блестящими озерами. Ни деревень, ни полей, ни людей кругом не видно. И тем не менее храм не выглядит заброшенным. Кто-то регулярно ходит сюда, подправляет белые полосы на камнях, окружающих святилище, подмазывает красной краской лица высеченных в плите фигур и мажет той же краской голову и хобот сидящего на барельефе у основания холма Ганеши.