Я соображал следующее: на Северном полюсе обитает, наверное, несколько десятков тысяч медведей — не живут же они одним воздухом! Такие же животные, которые годятся им в пищу, очень редко попадают в эту страну. Три месяца в году они, положим, обеспечены, так как китоловы оставляют им все мясо убитых китов, годное в пищу лишь одним медведям; но чем же питаются они в остальные девять месяцев?
Природа, одинаково заботящаяся о всех своих детях, наверное, устроила для них где-нибудь неистощимый запас. Быть может, есть громадная ледяная пещера, в которой допотопные животные целиком сохранились до сего времени между ледяными пластами.
Красноречивым подтверждением моего мнения служит огромный скелет мамонта, хранящийся в Петербургском естественно-историческом музее. Этот мамонт также был открыт белыми медведями в одной из сибирских ледяных пещер. В то время он еще весь был покрыт мясом. Медведи успели съесть его только наполовину, когда люди увидали это чудовище. Говорили, что мясо этого гиганта было совершенно снежно, как у только что убитого животного.
«Постараюсь, — думал я, — так приручить всех этих медведей, чтобы они привели меня в пещеру, где хранятся их запасы». До сих пор целым поколениям медведей приходилось добывать себе эти запасы из-подо льда лишь с большим трудом. Я же, имея в своем распоряжении топоры, ломы и несколько бочек пороха, несравненно легче буду доставать провизию и для них и для самого себя; запаса, наверное, хватит нам до скончания века, да и другим еще останется.
Да, призрак голодной смерти навсегда был бы изгнан с земли Франца Иосифа (конечно, только с той, которая находится у Северного полюса; прошу не смешивать ее с одноименной землей, заключенной между Дунаем и Тисой), если только удастся открыть кому-либо еще доступ в эту допотопную кладовую.
Медведи обязательно должны провести меня туда.
А может быть, они даже снесут или свезут меня?
Разве не попробовать ли мне запрячь их в сани?
Эти сильные звери домчат меня скорее и лучше всякой железной дороги, и вдобавок, за это путешествие мне не придется заплатить ни гроша.
Я приступил к выполнению своего замысла с тонкостью настоящего дипломата.
Когда имеешь дело с медведями, необходимо уверить их, что делаешь им то или другое предложение исключительно для споспешествования общему благу, но отнюдь не для личных своих целей.
Сообразно с этой великой истиной я и стал поступать.
Прежде всего, я нагрузил большие сани, в которых наши ученые совершили свою двухмесячную экспедицию, всем, что могло мне пригодиться. На корабле была оставлена масса всевозможных инструментов, новоизобретенных приспособлений, химических составов, снадобий и т. п.
В моих хлопотах немало мешало мне любопытство новоприобретенных друзей, которые страшно были заинтересованы каждым новым предметом.
Король Марципан во что бы то ни стало хотел разгрызть зубами репетиционный теодолит[1], принятый им за орех. Когда же я притащил большой телескоп, все почтительно отошли от меня. Король Марципан от ужаса и страха даже собственнолично забрался на марс. Бэби хотела было последовать за ним, но не могла, так как этому препятствовали рукавицы на передних лапах.
Когда все нужное было уложено, дошла очередь до вопроса, как бы мне теперь впрячь господ медведей.
«Тегеттоф» стоял на вершине громадной ледяной горы вышиною с знаменитый Блоксберг[2]. С поднятым кверху носом, корабельная палуба образовала наклонную плоскость вроде катка, по которому сани легко могут скользить. От этого катка шел другой, по самой горе, очень гладкий, некрутой и удобный.
Сани, очевидно, пойдут сами собой, — надо только кому-нибудь сидеть на передке и управлять ногами.
Я знал, что у медведей сильно развиты любопытство и страсть к подражанию, чем они удивительно напоминают обезьян. Поэтому я был уверен, что как только спущусь в санях с корабля, то мои почтенные товарищи тотчас же последуют за мной и займут сани.
Так и случилось. Едва добравшись до нижнего борта корабля, сани уже были набиты битком седоками.
Его медвежья светлость сидел за мной, положив мне голову на плечо. Рядом с ним помещалась Бэби, которая визжала от удовольствия, когда сани с быстротою стрелы полетели по гладкой наклонной поверхности.
Однако вдруг сани остановились и но хотели двигаться далее. Его светлость вообразили, что сопутствующие нам его подданные препятствуют дальнейшему движению, и поспешил прогнать их с саней несколькими ударами лапы.
Я не раз имел случай заметить, что стоять на стороне сильного и помогать ему, когда он гневается на кого-нибудь и наказывает его, — дело самое благодарное.
Схватив одного медведя из наиболее поколоченных его светлостью, я придержал его за ухо и начал изо всех сил обрабатывать его арапником.
Когда медведь, весь дрожа и не смея ни пошевельнуться, ни пикнуть, весь съежился в комок, я накинул ему на шею недоуздок и впряг его в сани.
Точно так я поступил и с пятью другими его товарищами.
Составилась великолепная медвежья шестерня. Я сел на передок, махнул арапником — и мы снова помчались по льду с быстротою ветра.
Его светлость ревел от радости и восторга, между тем как Бэби томно потявкивала, грациозно вытянувшись во всю длину саней. Быстрая езда, очевидно, кружила ей голову.
Остальные медведи рысью бежали за нами, как и подобает настоящей свите.
Мой расчет был совершенно верен; медведи должны были прямо привезти меня к себе домой. Где-нибудь да жили же они! По всей вероятности, в одной из тех ледяных пещер, о которых я уже упоминал.
С быстротою двадцати английских миль в час приближались мы к мысу Цихи и прибыли в медвежью столицу при чудном северном сиянии. Около нее пришлось втащить сани на довольно порядочную высоту, и я добросовестно спешу заявить, что моя оригинальная шестерня выполнила эту трудную задачу мастерски.
Взбираться вверх по скользкой поверхности только и можно было с помощью когтей полярных, привычных ко льду зверей; всякое же другое животное неминуемо сломало бы себе тут шею.
Наконец, мы добрались до ледяной скалы, в которой зияло полукруглое отверстие едва в вышину человека, как раз такого размера, что сани могли пройти в него.
1
Теодолит — прибор для землемерных работ, в сложенном виде имеющий форму шара. (