Иногда случается, что два полипа схватят с разных концов одного и того же червяка и глотают его до тех пор, пока оба не сойдутся на середине. Тогда тот, который посильнее, преспокойно проглатывает слабейшего вместе с добычей. Однако побежденный, прободав бок своего победителя, срастается с ним в одно целое. Таким образом возникают полипы о двух ртах.
Чем более полип пожирает, тем более он растет. Наконец он становится толщиной в мужскую руку и набрасывается уже на больших рыб и проглатывает их. Благодаря прозрачности полипа, кажется тогда, будто осталась одна рыба, лишь обтянутая тонкой кожей. Однако, эта тонкая прозрачная кожа убивает рыбу, вытягивает из нее все соки и выкидывает из себя лишь ее кости и верхние покровы.
Полип не имеет пола. Он размножается тем, что по бокам его произрастают новые рты, которые все работают для себя, но вместе с тем способствуют питанию и общего организма.
Я наблюдал целые дни деятельность этих ненасытных чудовищ. Глотая массы наид, они сами окрашивались в красный цвет. Вместе с тем вода, становилась все светлее и начинала терять тяжелый гнилостный запах, распространявшийся от нее сначала.
Теперь на поверхности озера стали показываться широкие листья нелумбия и водяных лилий.
Бэби начала купаться.
Однажды она после такого купанья примчалась ко мне громадными прыжками, как бешеная завертелась, запрыгала и заплясала вокруг меня, по временам кидаясь на землю, но не издавая ни одного звука.
Внимательно вглядевшись в бедную медведицу, я понял причину ее волнения. На морде и голове ее была надета, вроде мешка, какая-то блестящая кожа. Это оказался громадный полип, пожелавший скушать мою слишком уж доверчивую Бэби.
Отверстие полипа было стянуто вокруг горла Бэби. Злополучная медведица вдруг лишилась возможности дышать и никак не могла понять, что именно ее душит. Не догадайся она прибежать ко мне, она скоро задохлась бы.
Я взял нож и разрезал опасный мешок пополам и освободил голову Бэби. Не успел я, как говорится, и глазом моргнуть, как мешок снова сросся и, в отместку мне за лишение его добычи, обтянул мою ногу, точно чулком, производя в ней нестерпимо давящее ощущение.
Новообразовавшийся живой чулок я разрезал уже на четыре части — и вот явилось четыре полипа! Поняв, что им, пожалуй, и несдобровать со мной, они поспешили убраться в воду.
Между тем, творческая сила земли начала свою деятельность и за пределами воды.
На склонах гор лежали массы гниющих остатков допотопной растительности и животных. Эти массы вдруг ожили. На месте этих остатков появились громадные, величиной с бочку, грибы со множеством наростов, ветвей и клубней. Я их попробовал: они были очень сочны и вкусны. Рядом с ними возникали зловонные заплесневелые растения с прямыми стекловидными стеблями и дрожащими красными шляпками. Вперемешку с ними красовался древовидный крапчатый папоротник. Рост их положительно можно было наблюдать, и в первое время своего появления они испускали целые облака плодотворной пыли.
Быстрый рост замечался и у последовавших за тем растений высшего порядка.
Канна индика вырастала на метр в час. Ее сладкий сок давал очень приятное питье. Орхидеи начинали цвести уже <через> десять часов после выхода их из земли. Здесь только я убедился, что ароновый цвет развивает в своих чашечках теплоту. Это единственный цветок, наглядно свидетельствующий, что и растения живут и чувствуют.
Необычайно быстрый рост новых растений объяснялся благоприятностью нескольких совместных условий: пропитанная кислотами земля, подогревающий снизу огонь, воздух, насыщенный аммониаком и теплыми парами, — все это, вместе взятое, способствовало крайнему, граничившему с чудовищностью, развитию растительности. В несколько недель создавалось то, что при обыкновенных климатических условиях производится лишь годами.
В этом же скрывается ключ к разгадке того странного обстоятельства, что допотопные люди жили по семи, восьми и даже девятисот лет. У них год состоял не из зимы, весны, лета и осени, как у нас. У них было вечное лето, а года определялись сбором плодов и злаков. Одна жатва или один сбор плодов представляли собою по году. В течение же астрономического года в то время производилось десять жатв. Следовательно, наш год равнялся десяти ихним.
В восточной Индии сейчас есть деревья, дающие плоды четыре раза в год, и ежегодно два раза поспевает рис. Только «святое хлебное дерево» переходит за границы календарного года: ему необходимо пятнадцать месяцев на образование плода из цветка и три месяца на созревание этого плода. Это то самое дерево, которое слыло в раю за древо познания добра и зла.
Я продолжал наблюдать изумительное творчество природы.
Через неделю возле озера и по склонам вулкана уже зеленела густая непроходимая чаща.
Постоянное освещение не давало растениям спать, что сильно ускоряло их рост.
Животных высшей организации пока еще не было. Один полип неограниченно царствовал в воде.
Тварь эта казалась невредимой и неистребимой. Большие рыбы хотя иногда и проглатывали полипа, но вскоре же целиком выбрасывали его вон. Ястребы тоже часто схватывали его и поспешно бросали назад в воду. Взаимно эти чудовища тоже никак не могли истребить друг друга.
Проснувшись однажды после довольно продолжительного сна, я был поражен новым видом озера.
Посредине его плыла длинной цепью флотилия тех удивительно красивых таинственных водяных животных, известных у моряков под названием морской акалефы.
Это животное очень напоминает мыльный пузырь: оно так же тонко, прозрачно и переливает всеми цветами радуги. Оно тихо движется по воде, окруженное длинными, тонкими и шелковистыми завитушками.
Этими-то прелестными завитушками оно и убивает.
Когда акалефа хочет ускорить свои движения, она наполняется воздухом и плывет в виде розоватого чепчика.
Все, до чего ни коснется это загадочное существо, обречено смерти. Обхватит ли оно своими тоненькими нитями даже большое животное, — последнее все равно забьется в смертельной агонии и потом умирает. Когда человек тронет его рукой, оно обожжет руку, как огнем, и вся кожа на ней покроется пузырями.