не столь «математические» истины, например теорию эволюции Дарвина, формулу структуры ДНКи т. д. Как ни парадоксально, даже признав, что абсолютной истины не существует, мы совершенно не признаем опровержения этих «неабсолютных» истин иными методами, кроме научных (то есть опытным путем). Одно дело признать истину относительной с точки зрения абсолюта, и совсем другое — обращаться с ней как с таковой. Деррида, скажем, навряд ли стал бы отрицать ту «истину», что за время холокоста были уничтожены миллионы евреев. Возможно, западная ци-
28
вилизация действительно изобрела противоречащее само себе понятие абсолютной истины, однако безданного внутренне противоречивого понятия она просто развалится. То, насколько Дер-риде удалось разобраться с этой проблемой и «невозможностью» существования философии, и определяет его статус как мыслителя.
В 1965 году Деррида начал преподавать историю философии в Ecole Normale Superieure. В это время он примкнул к недавно возникшей группе парижских интеллектуалов, сотрудничавших в авангардистском журнале Tel Quel («Ну и что»). Несмотря на легковесное название, это был вполне серьезный журнал, не какая-нибудь беллетристика. Целью его было создание нового «интеллектуального терроризма» для ниспровержения всех существовавших дотоле концепций литературы, литературной критики и философии. В работе над журналом в то или иное время принимали участие все новые ведущие философы Франции: Барт, Фуко, Кристева и Деррида. Если принять во внимание изначально неопределенные цели, естественно, что пути их в конце концов разошлись.
29
Деррида поставил перед собой цель (ни больше ни меньше) уничтожить «письмо» вообще, доказав, что оно неизбежно будет ложным. Одной рукой писатель пишет, а другая что делает в это время? Все написанное, любой текст обладает собственной скрытой идеологией, содержит некие метафизические предпосылки. В особенности это касается собственно языка. А писатель нередко не отдает себе отчета, что используемыр им язык искажает и его мысли, и значение написанного. В своей работе «Письмо и различие» (1967) Деррида подвергает критике отца-родоначальника французской философской мысли, первого философа нового времени, рационалиста Декарта (XVTI век). Декарт пытался найти высшую интеллектуальную истину при помощи рассуждения. Начал он с систематического сомне-. ния, чтобы отбросить ненужное, и в результате –оказалось, что ничего нельзя утверждать с точностью. Органы чувств могут обманывать, даже чувство реальности нет-нет да и подведет — мы не всегда отличаем сон от бодрствования. Возможно, и уверенность в точности математики тоже была плодом нашептываний какого-нибудь ко-
30
варного демона (спустя 300 лет Деррида взялся это доказать). Но в конце концов Декарту удалось найти то единственное, в чем он не мог усомниться. Это знаменитое утверждение Cogito ergo sum (Я мыслю, следовательно, я существую.) Мир может обманывать как хочет, но усомниться в том, что мыслишь, невозможно.
Деррида с этим не согласился. Он пришел к выводу, что Декарта подвел используемый им язык. Философ был просто не в состоянии «выйти» за рамки языка, которым мыслил, языка со всеми его скрытыми предпосылками и структурой, ограничивающей и искажающей мысль. Сама динамика и способность к развитию языка в значительно большей мере способны завести мысль на ложный путь, нежели ошибки чувственного восприятия. Противоречия «…заложены непосредственно в сущности и идее языка, языка в самом широком смысле слова».. Например, только грамматика и не что иное заставила Декарта прийти к выводу: «Я мыслю, следовательно, я существую». Как доказал впоследствии Юм, единственное, в чем мог быть уверен Декарт, — это в параллелизме явлений мышления и существова-
31
ния, что совсем не подразумевает идентичности этих явлений или какой-либо причинно-следственной связи {следовательно, я существую) между ними. Может быть, подобный ход мыслей (я мыслю — я существую) и есть выражение опыта существования, ведь как указал позже Хайдег-гер, наше изначальное ощущение «бытия-в-мире» какраз является той самой интуицией, которая согласно феноменологии пребывает за пределами понимания разума и науки.
В другом классическом труде данного периода «О грамматологии» (1967) Деррида разрабатывает понятия, ставшие впоследствии основополагающими для его критической мысли. Важнейшим из них, в особенности в том, что касается атак на философию, стало понятие неразрешимости. Одним из наиболее глубоко укорененных скрытых смыслов западной философии является базовое правило логики, часто именуемое законом исключения третьего. Это правило — своего рода ключ к понятию идентичности, и в первой своей формулировке, данной Аристотелем, звучит так: «Между утверждением и отрицанием третьего быть не может». Другими словами, выска-
32
зывание может быть либо истинным, либо ложным, оно не может быть ни тем, ни другим, или же и тем, и другим одновременно. Исключения из этого правила были замечены задолго до Дерриды. Например, предложение «это высказывание является ложным» является логически противоречивым при соблюдении всех формальных условий. Предложение «Он неуклюже улыбнулся» можно толковать и как лишенное смысла (вследствие неправильного приложения категорий), и как обладающее метафорическим, поэтическим смыслом (описание улыбки пухлого младенца). Вообще все поэтические высказывания, да и образы искусства в целом, противоречат правилу исключения третьего. Возьмем, к примеру, знаменитое шекспировское: «Весь мир — театр / все люди в нем актеры». Разумеется, мир не представляет собой деревянную сцену, вокруг которой сидят зрители, но в определенном метафорическом смысле мы играем в жизни, подобно тому как актеры играют роли в театре. Образ, как и картина, в одно и то же время и не является, и является тем, что изображает. Помимо этого существуют еще метафизические высказывания, которые не-
33
возможно проверить («за пределами нашей Вселенной находится вечность»); другие высказывания могут быть правильными с точки зрения грамматики, но лишенными всякого смысла («Собирались северные столы сурово снять стопы со стены»).
Но Деррида пошел еще дальше. Он полагал, что вся предшествующая ему философия заблуждалась, пытаясь отыскать некую заложенную в «сущности вещей» истину. Вместо этого стоило бы заняться анализом используемого в философии языка. Аязыкне обладает какой-либо существенной связью с объектами или даже идеями, которые он призван называть и описывать. Язык — это всего-навсего система, состоящая из отличающихся элементов, и именно из этих различий и образуются значения и смыслы. Все оттенки смыслов, имеющиеся в языке, совершенно невозможно загнать в простые рамки логики идентичности.
Деррида объявил, что вся западноевропейская мысль и особенно философия базируется на принципе бинарности, имплицитно заложенном в законе об исключении третьего. Наша концепция определения целиком строится на оппозици-
34
ях. Высказывание может быть либо истинным, либо ложным. Что-либо может быть либо живым, либо неживым. Находиться оно может либо снаружи, либо внутри, сверху или снизу, высоко или низко, слева или справа. И так мы все делим на оппозиции и классифицируем полученный опыт, чтобы.придать ему смысл: позитивное/негативное, общее/частное, тело/разум, женское/мужское. Очевидным недостатком данного метода является то, что значение каждого термина здесь напрямую зависит от значения другого. Другими словами, процесс определения превращается в замкнутый круг, он соотносится скорее с самим собой, нежели с реальностью, которую призван описывать. Деррида видел в этом общую погрешность законов логики и всей системы мышления. Они основывались на метафизической предпосылке, что якобы описывают некую реальность й что элементы этой реальности логически взаимосвязаны. Структура логики автоматически накладывалась на реальность. При подобном образе мыслей априори подразумевались не только существование некоей истинной реальности, где «присутствовала» абсолютная истина, но и логич-
35
ность этой реальности. Сама идея того, что наличие абсолютной истины может противоречить законам логики, была немыслимой.
Сознание, при помощи которого происходит наше интуитивное познание мира, находится вне пределов действия логики. Оно не может интуи-ровать какого-либо «присутствия» абсолютной истины. Познать себя и мир мы можем только при посредничестве нашего сознания и «зеркала языка». Сознание и язык — вот то, на чем зиждется все наше знание, вот что его создает. Но в то же время этот процесс, протекающий вне сферы действия разума и логики, остается зарамками методов приобретения знаний — логики, рассуждения и т.д. Те различия, что придают смысл элементам языка, с помощью логики превращаются в отличительные признаки, идентичности, истины. По мысли Дерриды, подобное противоречие неизбежно должно подрывать «истинность» знания.
Согласно Дерриде, наше знание о мире, построенное по понятиям логики, идентичности и истины, в осн