У Тома, вообще-то, не особо складывалось с девушками. Но это лето, его первое лето у моря, разливало вокруг какую-то скользящую, ветреную летучесть, заряжавшую все, что он делал. Он сам удивлялся – тому, что Крис сразу выделила его, как и он ее, и своему куражу и тому, что его комплименты и ухаживания достигали цели; и тому, как легко все получилось, когда они в первый раз оказались одни в прохладном полумраке лодочного сарая.
По правде говоря, там и был его первый раз, и только Ян об этом знал. Том чувствовал иногда, как это знание натягивалось между ними тонкой нитью – когда поначалу Ян оглядывался на него вопросительно, как смотрят на кого-то дорогого, тревожась, понравится ли ему в новой компании, и позже, когда иной раз он спиной ощущал на себе Янов будто опекающий, подбадривающий взгляд, и это было и тепло, и невыносимо.
Том платил ему тем единственным платежным средством дружбы, которого у него было в достатке: тем, что тоже знал и хранил его секреты.
Он помнил один вечер из того лета. Ян где-то раздобыл косячок, и они валялись вдвоем на пустом берегу, негромко перекидываясь словами в том блаженном покое, что оставляла по себе неведомая сила, отступая в такт угасанию зеленоватой волны.
Тогда Ян рассказал ему кое-что о себе. В первый год они все рассказывали друг другу, будто каждый нашел в другом, наконец, того единственного благодарного слушателя, которому важно и не все равно. История Яна была про Шарлотту – его недостижимую звезду, по которой он отчаянно и безнадежно сох добрых пять лет, к чьим ногам складывал все достижения и победы, прочитанные книги и внезапные озарения.
Шарлотта была его старше, и старше непреодолимо. Все кончилось тем, что она поцеловала Яна в лоб, ласково бросила ему «Подрасти!» и выпроводила вон из своей жизни.
Том смотрел, как густой, даже в сумерках заметный румянец пятнами выступает на скулах его друга, слушал сбивчивое горькое признание в том, как жалко и мучительно долго Ян не мог ее отпустить, как и вправду надеялся дорасти до своей la belle dame, дотянуться до манящей и недоступной вершины.
Потом Ян умолк, и Том протянул руку и крепко сжал его плечо, и Ян в ответ потерся щекой о его пальцы, и ничего больше не нужно было говорить.
Там, над морем, были лучшие в мире звезды.
15
Ян перевелся на юридический на втором курсе (Том только усмехнулся про себя, вспомнив его семью), и тогда же у них появилась Лиз.
Том отлично помнил, как они встретились: это было на осенних студенческих дебатах. Ян и Том держались вполне достойно и лихо расправлялись с конкурентами, пока какая-то задиристая первокурсница в компании двух скучных ботаников не разнесла их в пух и прах. После Ян подошел к ней познакомиться. Том морщился про себя, глядя, как тот распускает свое павлинье обаяние – но, к его удивлению, все срослось очень просто и естественно. Над Яновыми авансами Лиз посмеялась, но пошла с ними выпить, а потом они ее проводили, а потом как-то легко и незаметно, к еще большему удивлению, Лиз стала их другом. Третьим мушкетером.
Это Лиз привела их в ту малюсенькую забегаловку, притулившуюся сбоку от помпезной лестницы в старом корпусе. Там варили лучший кофе в городе – двойной черный с лимоном и перцем, нигде больше он такого не встречал – и разрешали выносить крохотные чашки наружу. Сколько часов они втроем провели на широких мраморных перилах, разговаривая обо всем на свете. Они даже у себя в комнате завели турку и спиртовку, Ян называл это «кофе по-спартански». Том долго возил с собой эту нехитрую утварь в своих скитаниях по городам и весям. Да и теперь кофе им с Мэгги он всегда варил сам.
14
Когда Яну исполнился двадцать один, его родители расщедрились и подкинули ему денег на аренду собственной квартиры. Вернее даже, они сами ее и нашли – красивый кирпичный дом в приличном районе у самой реки, высокие потолки, темное дерево и гудящие трубы в ванной. Ян звал Тома поселиться вместе, хотя обоим было ясно, что его доходы вряд ли покроют хоть какую-то разумную долю от аренды, а жить за чужой счет он, конечно, не захотел. Никто был не виноват, жизнь брала свое, они взрослели и вылуплялись из кампусовского инкубатора, но что-то все-таки чуть-чуть саднило у Тома внутри, как будто их братство дало трещину раньше, чем он оказался к этому готов.
Впрочем, Том вскоре и сам подыскал себе небольшую мансарду, и несмотря на дурацкий район и крайне потрепанный вид, она ему нравилась, как может нравиться только первое собственное жилье, первое место на земле, которому он по праву мог называться хозяином.
13