– Потому что это был, всего лишь несчастный случай, – изрек Клив.
По крайней мере, это были слова, которые спонтанно вырвались у него. За исключением маленькой детали, его голос звучал как-то неестественно, как если бы он был ничем, а всего лишь бутылкой, наполненной ожидаемым предположением.
Теперь молчала Дуби.
– Мне нужно уйти, – сказал он.
Дуби поёрзала: «Да, да, иди». Ей было больно смотреть на этого жалкого человека. Клив отправил в небытие, каждое мгновение их совместной жизни за эти годы, и ей потребовалась вся её благодать, чтобы спокойно произнести несколько очевидных слов: «Так ты отправляешься за новыми архивами. Верно?»
План действий у него уже был. У него имелись адреса, написанные на бумаге. Но Клив, озвучил ей другую информацию: «Нет. Для начала я съезжу к сестре и заберу у нее мертвый нуль-накопитель».
Прежняя Дуби, всегда враждовала с сестрой Клива.
Нынешняя, казалась почти такой же: «Прекрасно. Сделай это».
– Не желаешь со мной прогуляться?
– Нет, – потом вдруг крепко задумалась и снова повторила, – нет, не желаю.
Впервые за день, Клив покинул своё жилище, физически. Его квартира была ненамного больше самой виртуальной капсулы, посредством которой, он отправлялся в другой мир. Снаружи, на него обрушился огромный мир. Остановившись на углу улицы, Клив осознал, он же может теперь пойти куда угодно и сделать что угодно, совсем не беспокоясь о том, что его приключения будут запечатлены в какой-нибудь бесполезной пластине накопителя – Янтарная Вечность.
Полных имен не предлагалось, первое, что подметил Клив. Просто один ник, и некоторые люди пожимали друг другу руки, а другие нет, в зависимости от множества факторов, в том числе и от совершенства модели нубибуса. Клив не мог никого взять за руку. Он находился внутри общеиспользуемой и потрепанной жизнью вирткапсулы, и это было реальное восприятие, по-настоящему ощущать аромат незнакомых ему людей, которые уже пользовались ею в тот день. Как оказалось, подобный опыт был не таким уж и ужасным, как он мог себе представить, однако Клив не испытывал особой радости, чтобы его повторить.
– Мы рады вас приветствовать, – встретила его немолодая женщина, – и кстати, улыбаться, мы вам не запрещаем.
Он улыбнулся в ответ, всей выражающей радость группе.
И хором они воскликнули: «Привет, Клив!»
«СТЁРТ, ПО СОБСТВЕННОМУ ВЫБОРУ».
Это было официальное название организации, занимающейся избавлением, от бремени современных технологий. Ну по крайней мере, такова была их цель, где об этом четко и ясно говорилось в публикациях, которые занимали высокие места, при каждом запросе, касательно Стирания.
Эта встреча, была одной из восьмидесяти, происходящих в настоящее время, Клив выбрал ее наугад, только одна особенность, имела при этом значение. Она представляла из себя, всеми любимый Марс.
Где в частности пару дюжин верующих, собрались к востоку от Эллады, во влажном лесу из красного дерева, где папоротники с каждой минутой становились все выше, а усовершенствованные гиббоны скакали на дрессированных орлах, охотясь за туристами, которые бросали им безделушки или, что получше – золотые монеты.
Клив и Дуби как-то обсуждали возможность поездки в этот район. Но сейчас он был здесь без нее настолько, насколько это было вообще возможно.
Седая дама похоже была лидером этой группы: «Ну и что привело тебя к нам сегодня, Клив?»
Было комфортно, находится в окружении незнакомых ему людей, ведь это означало некоторую свободу и главное то, что Кливу нравилось быть неспособным к запоминанию имен, даже нескольких. Искренность. Вот какое качество приводило его здесь в восторг. Недаром, он практически не раскрывался в общении с людьми, которые все записывали.
В таком вот воодушевлении, вновь прибывший кратко и описал свой день, сосредоточив внимание на основных неудачах, казалось бы, зарекомендовавших себя технологий.
На некоторых это произвело впечатление, но большинство предпочло, религиозное направление. В особенности, лидер группы. Она изрекла: «Ну что ж, это неоспоримо, именно боги привели тебя к нам, и вам следует принять этот изумительный день, как отчетливый и безупречный знак».
Отлично. Ответ был не совсем ожидаемым. Но Клив не постеснялся провозгласить им своё видение: «Нет никаких богов. Галактика вращается сама по себе».
Его высказывание, вызвало усмешку на некоторых лицах, а с высоких ветвей – крики хохочущих гиббонов.
– Невезение – это не что иное, как невезение, – говорил он всем.
Затем один человек возразил: «Однако вы не заменили свои архивы, не так ли?»
– Пока еще нет.
– Боги или не боги, но похоже вы созрели для другого направления.
Свидетельствования. Внезапно всем пришлось поделиться искренними рассказами о том, как прекрасно стало жить без перепрошитых видеосенсоров и терабайтовых накопителей. Несколько из этих страстных и возможно сумасшедших верующих, подошли к нему достаточно близко, чтобы ухватиться за него, но у них ничего не получилось, потому что его, видавшая виды вирткапсула, не позволяла такую реальную вольность. Но их лица были слишком близко к нему, и все вразнобой продолжали говорить, но они произносили одни и те же слова.
– Старые, проверенные временем воспоминания.
– Намного лучше, чем нуль-накопители.
– И к тому же намного дешевле.
Затем Клив задал вопрос, казавшимся очевидным и разумным: «А как другие реагируют на ваши убеждения?»
«Крайне скверно», – это было сказано всеми возможными способами, и это было настолько приятно, что подобное надо было еще поискать. Группа хвасталась тем, что их отвергли как изгоев, извращенцев и полупомешанных или что еще похуже. Но верующие знали лучше.
«Мы лучше знаем, как это выглядит», – пели они. Ведь жизнь без архивов значила полное доверие мозгу, который всегда воспроизводил потрясающие вещи, вот уже миллионы лет. По этой причине, древние нейроны были забывчивыми и прелестными. Память должна быть такой же, как и мозг, в котором она обитает, гибкой и податливой.
Основные части вчерашнего дня и значительные куски прошлого года, забываются, и это просто замечательно. Поскольку повседневная жизнь заслуживает того, чтобы периодически обнуляться. Все, что имело значение, это впечатляющие и ошеломляющие дни, и те, очень приятные мгновения, которые выделялись ярко и сочно, среди унылой серости обычного существования.
Без сомнения, их энтузиазм касательно невежества, был впечатляющим. Они овладели логикой , которая пришла насильно. Клив обнаружил, что верит всему ровно настолько, насколько он смог бы удивить самого себя. Но тогда сомневающийся внутри него, возьмет вверх, и ему придется подавить смех и резко покачать головой. Уже десять минут, продолжался необузданный шум, а он все еще раздумывал, на какую сторону ему встать.
Затем кто-то из женщин, пошевелив фотокамерой на кончике пальца, назвала модель, хвастаясь ее дешевизной и ужасно крошечной памятью: «У вас не получится снять больше особых сцен, чем бы вам хотелось».