— Какой билет? — Вакутагин боялся поверить невесть откуда свалившемуся на него счастью.
— На самолёт с серебристым крылом — два дня туда, два дня обратно, за две недели обернёшься…
— Вы что, мужики?! Я верну, я всё верну, — наверное, если бы Вакутагин был девушкой, он непременно бы всплакнул — от полноты чувств. Наверное, и Гунько всплакнул бы, тоже от полноты тех же чувств. Но мужики не плачут, мужики — шутят.
— Бери, бери, будешь назад совать — обидимся! — надавил Гунько.
— А кому ты вернёшь? — решил пробить Вакутагина Кабанов.
— Вам…
— А я не помню, сколько давал, — удивил Вакутагина Гунько.
— И я не помню, никто не помнит, — подытожил Кабанов.
— Ничего, я вам обедами верну — маслом. — Маслом надо было писать счастливое лицо Вакутагина. Улыбку такой ширины можно увидеть не часто.
Как будто всё как всегда — стоит на крыльце штаба офицер. Курит офицер. Всё как всегда. Автоматически ответив на честь, отданную Шматко, курившему на крыльце, Староконь уже почти зашёл в штаб.
Что-то сегодня было в Шматко не так. Шматко как Шматко, всё те же глазки, тот же двойной подбородок и тройной живот, сигарета во рту…
Стоп. Рядом с сигаретой во рту у Шматко приютилась палочка от леденца.
— Лейтенант, ты чё делаешь?
— Курю, товарищ майор — не выдержал, — огорчения в голосе лейтенанта не было, были облегчение и с трудом скрываемая радость.
— А леденец тогда зачем?
— Оно ж так меньше хочется, без леденца б целую выкурил, а так — только половину.
Ноу-хау Шматко заставило Староконя задуматься. У него тоже была одна вредная привычка, но как ни крути — леденец ему не поможет.
Зависшую паузу прервал Шматко:
— Я вообще подумал, курение — хороший способ бросить сосать леденцы. Когда куришь, леденец такой гадкий становится…
Смеялся над своей шуткой Шматко один. Замполит подумал, что даже самого злостного курильщика не поджидают в подъезде.
Расправившись с проблемой Вакутагина, Гунько решил расправиться с ещё одной. Казалось бы, что плохого, если духа ничему не надо учить, а он сам кого хошь научит. Но всякая неопределённость не давала Гунько покоя. Углядев Бабушкина и Нелипу, составлявших компанию Фахрутдинову по пополнению, сержант решил докопаться до истины с их помощью.
— Бабула, вы на Фахрутдинова вашего обращали внимание?
— А он и не наш — он в другой роте служил, дух как дух…
— Ни фига! — вошёл в разговор Кабанов. — Вы видели, чего он на брусьях вытворяет? И в оружии волокёт…
— А на марш-броске? — подхватил Гунько. — Духи так не бегают…
— Фигня — на гражданке, наверное, чем-нибудь занимался, — бросил Нелипа.
— Смотрел я его личное дело — ничем он не занимался. И вообще, такое впечатление, что он в армии уже всё знает, вы видели, как он подшивается? Я так не умею!
Решение нашёл Бабушкин. Простое и мудрое:
— А чё мы паримся? Щас у него и спросим. ФАХРУТДИНОВ!! — Даже если бы Фахрутдинов служил на родине Вакутагина, он бы всё равно услышал и прибежал. Так как служил он ближе, то и прибежал почти сразу.
— Вызывали?
В ответ Фахрутдинов услышал тишину.
— Что-то случилось? — Тишину Фахрутдинов не любил.
— Случилось. Появился у нас в роде один дух, который по повадкам… ну совсем не дух. Вот мы и думаем: А КТО ТЫ, Фахрутдинов? Ты в прошлой жизни, случайно, дембелем не был? А то очень уж похоже.
На этот раз шанс вслушаться в тишину был предоставлен дедушкам.
— Давай-давай, колись, мы ж всё равно с тебя не слезем! — Бабушкину Фахрутдинов поверил.
— Мужики, только пообещайте, что никому…
— Ни фига себе! Он ещё условия ставит! — возмутился Нелипа.
— Да погоди ты, — успокоил горячую вологодскую берёзку Гунько, — не дрейфь, Ринат. Мы — могила…
Фахрутдинов решился. Помолчал, конечно, для проформы, и сказал, как топором махнул:
— В общем, тут такое дело. Я это — я второй раз служу.
На этот раз тишина наступила, весьма близкая к кладбищенской.
Лишь тоненький храп чудом оставшейся зимой живой мухи напоминал бойцам, что они находятся в казарме, а не в открытом космосе.
— Как это, второй раз? — прорвало Кабанова.
— Я один раз в десантуре отслужил — год назад, а сейчас вот — за брата, за младшего. Ему повестка пришла, а у него жена беременная. Ну, родители посовещались и сказали, чтоб я вместо него. У меня жены нет, и потом, я служил уже…
— И ты согласился? — Нелипа, задавший вопрос, явно представлял себе проводы Фахрутдинова в армию в стиле вывода особо опасного маньяка на прогулку — весь в цепях, на лице намордник, то есть на морде, то есть наличник…