Повторный удар Гунько по кровати окончательно убедил Лаврова, что он проснулся.
— Землетрясение, рядовой, десять баллов, — чувство юмора изменило Гунько. — Тебе кто разрешил харю плющить? В туалете кто убирать будет?
— Так там Фахрутдинов убирает.
— Как это, Фахрутдинов? — Дикое подозрение на несколько секунд задержалось в голове сержанта: неужели Лавров заставляет дедушку убирать туалет…
— Ну, он сам сказал — иди спать, я уберу…
Если для полного счастья Фахрутдинову было мало два раза отслужить, а нужно было ещё и туалет почистить, то кто такой Гунько, чтобы помешать этому человеку-легенде?
Пол можно мыть по-разному. Фахрутдинов это делал с большой любовью к этой простой процедуре. Гунько даже залюбовался.
Собственно, главной задачей сержанта в его последние полгода службы и было любование на чужую работу… Причём работа эта обязана была делаться «молодыми» руками.
— Старик, ты чего? На пахоту пробило? Молодёжь мне распускаешь.
— Да он и так сегодня как веник, — переводя дыхание, оправдывался Фахрутдинов. — И потом, юридически я тоже дух…
— Юриди-ически, — передразнил сержант. — Давай, завязывай с уборкой, адвокат, мы в его годы не так летали…
— Не, Гуня, для всех я дух, а если ты меня постоянно отмазывать будешь, могут вопросы возникнуть, а мне это не надо, давай, я как все?
В том-то и дело, что в армии все должны как все, а получается, что так происходит только на строевом смотре — десять минут перед приезжим генералом.
— Ну, смотри, старик, как знаешь, — Гунько что-то прикинул и облегчённо вздохнул — выход был найден, — только дневальным я тебя точно больше не поставлю, вот и будешь как все!
— Но почему?
— По кочану! Если ты на третьем году так впахиваешь, то и мне на втором шуршать положено, а мне не хочется — то есть вообще!
Соколову всю армию снился один и тот же сон. Снилось ему, что он уже отслужил, что он давно дома… И каждое утро первое, что он видел, — трещину в потолке казармы. Ему было необходимо сделать вдох и выдох, чтобы понять: он всё ещё в армии now! На этот раз снов он не видел, а трещина в потолке куда-то исчезла. Единственным напоминанием о том, что служба не была кошмаром, была парадка, аккуратно развешанная на вешалке. Голова болела. Как раздевался, Кузя не помнил, зато помнил бесконечный парад стопок самогона, обрушившийся в его желудок накануне…
— Сядь! Попей чаю! И всё будет нормально! — Ещё один привычный персонаж из снов Соколова как ни в чём не бывало сидел рядом и улыбался во все тридцать два зуба.
— Надо ж одеться! — смутился Кузьма. — Чёрт! А где чемодан?!
Чуть меньше суток прошло с того момента, когда Соколов собирался его открыть. На этот раз ничто помешать ему не могло.
Хотя… Знай он, что его ждёт, быть может, он его и вовсе не открывал бы…
Первое, что оказалось в руках у ефрейтора, — настоящий шаманский бубен.
— Уау! Это что, мне? — обрадовалась Варя.
Соколов поскучнел. Ну, не может всё идти хорошо, обязательно какая-то гадость да приключится. Чемодан принадлежал Вакутагину — вместе со всем содержимым… Подарки, которые заботливо готовил Соколов для всей семьи, сейчас находились значительно севернее и восточнее.
Если вдуматься, сколько сил было вложено в достойное наполнение чемодана, Соколову было от чего расстроиться.
Извлечённые из чемодана вещи Вакутагина не внушали оптимизма: шаманский бубен, какая-то потрёпанная тетрадь, тряпичные пакетики, подписанные названиями трав (подорожник сушёный, шишки тёртые и т. п.).
— Н-да, блин… Полный арсенал шамана, и этому человеку мы доверяли нас кормить…
— Да успокойся, Кузя, — попыталась вывести Соколова из ступора Варя, — представь, как Вакутагину трудно, он ведь тоже, получается, с чужим чемоданом остался.
— Не с чужим, а с моим — в котором подарки лежали, а не сушёный подорожник и шишки тёртые!
— Ну, откуда мы знаем, что там ценится, — сказать напрямую любимому Кузе, что на его подарки, мягко скажем, никто не рассчитывал, Варя не могла.
— Это всё из-за Шматко! Придумал, блин.
— А при чём здесь Олег Николаевич? — удивилась Варя.
— А при том, что это он нам с Вакутагиным чемоданы выдал, чтобы всё, что он заказал, в них влезло. Вещмешки-то маловаты для его списков…
— Ну и напрасно ты на Олега Николаевича бочки катишь! Не было бы чемоданов, вы бы вещмешки перепутали, может, это судьба… Ну, Кузя, неужели ты не понимаешь, для меня лучший подарок — это ты…
— Я ж не только тебе вёз, — вяло продолжал отбиваться Кузя, — там и для мамы…