— Тот Алина Кабаева, — довольный своей шуткой, глухо всхрапнул Шматко, вероятно, этот звук должен был изображать смех.
— А всё-таки, товарищ лейтенант, если кто-нибудь сотку сделает? — гнул своё Гунько.
— Сотку? Тогда можете курить все, — разрешил Шматко.
— И в туалете? — решил уточнить Нелипа.
— Да хоть у меня дома, — снова всхрапывая, подтвердил Шматко.
Соколов-старший сегодня решил подработать будильником.
Главным его недостатком было то, что никто не знал, где находится кнопка, с помощью которое можно было бы его выключить.
Соколов-младший и Варя сладко спали после ночи в компании Матрёны, бубна, трав и дюжины заклинаний.
— Дрыхнете, значит?! В трюме течь, а они спят! — проорал дед. — Шаманы хреновы, хотя… Я вас не виню — вы хотели как лучше…
На этом месте Кузьма начал соображать.
— Чё случилось?
— Померла наша Матрёнка! Летальный исход, короче, вскрытие покажет! Вставайте, Матрёнку поминать будем!
Организация поминок заняла ровно столько времени, сколько понадобилось деду, чтобы поставить на стол бутылку и подвинуть табуретку.
Матрёну было жалко. Всем. Лица у Вари и Кузьмы были лицами раскаявшихся убийц, дед был, как всегда, невозмутим.
— Я ведь потом уже подумал, олень — это ж крупный рогатый скот, а тут совсем ещё телёнок. И не крупный, и рогов ещё толком нету…
Передозировка, наверное… Это точно!
Содержимое стопок ухнуло, обжигая пищеводы, — трио выпивающих предстало перед мамой Кузи.
— Не поняла, чего это вы с утра пораньше?
— Мы, мать, Матрёну поминаем, — взял слово дед, хотя, собственно, когда он его клал.
— А что с ней?
— Проходи, мать, садись, — с интонацией психиатра с полувековым стажем продолжал дед.
— Я спрашиваю, что с Матрёнкой? — не хотела успокоиться мать.
— Передозировка! Зашаманили! Бери, Зоя, стакан…
— Так это, она ж живая…
— Да! Вечно живая, — дед налил до краёв.
— Ты что, дед, с печки упал?! Только что при мне встала, поела нормально — впервые за неделю!
— Не знаю, — дед был невозмутим, — я в пять утра зашёл, а она лежит, ни «бе», ни «ме». Полный штиль.
— Ты бы ещё в два ночи зашёл! Вы что, ребята?! — Ребята были в ауте: прийти от поминок к дню рождения тяжело.
— Короче, Кузьма, — не меняя интонации, заявил дед, — молодец, оказывается!! Тогда давай за здоровье. Кстати, можно чокаться!
Среди самых сексуальных картин эта занимает место в первой десятке. Лариса в обтягивающем халатике стояла на стуле, поправляя новые занавески. И надо же было Староконю прийти именно сейчас.
— Разрешите? А я смотрю, вы в окне стоите…
— Да вот, занавески новые, — не отрываясь от приведения занавесок в идеальное состояние, сообщила сержант медицинской службы.
— Я знаю. Сам распорядился. Согласитесь, так уютнее?
— А вы, товарищ майор, пришли за благодарностью?
— Да нет, — смутился замполит, — добрые дела я делаю просто так.
Я предложение сформулировал.
— Какое предложение?
— Ну, вы же сами говорили: будет предложение — заходите, — почти обиженно напомнил Староконь.
— А-а, да, ну что ж, интересно послушать…
— Мне кажется, что свободному молодому мужчине длинными зимними вечерами не помешает общество очаровательной молодой женщины. Тем более если она тоже свободна и одинока… — взяв паузу, чтобы собраться с мыслями, замполит продолжил: — Мне кажется, это добавило бы в его жизнь уюта и тепла, как эти шторы в вашем кабинете…
— Красиво излагаете, — оценила предложение майора Лариса, — то есть, если я вас правильно понимаю…
— Вы меня правильно понимаете! — поспешил с ответом Староконь.
— Что ж, тогда обещаю подумать.
— Надеюсь на положительный ответ.
Не меньше десяти сантиметров добавил к своему росту замполит после разговора с Ларисой. И не меньше четырёх зубов в своей теперь тридцатишестизубой улыбке.
— Заглотила, — сам себе сказал Староконь…
Ковать железо, не отходя от кассы, крепко держа начальство за слово, которым оно неосмотрительно разбрасывается, — вот единственный метод чего-то добиться от своего непосредственного командира.
— Ну, чего тут у вас? Давай быстрее, Гунько, у меня дел полон рот! — вид Фахрутдинова у перекладины почему-то совершенно не радовал Шматко.
— Ну, вы ж сами условие поставили, — напомнил сержант.
— А-а, вы про это, значит? Сто раз, стало быть? Хорошо! Но смотрите! Если он сдохнет на перекладине, вы у меня не только курить — дышать перестанете! — дал установку Шматко. — Давай, Фахрутдинов!