Фахрутдинов дал. Считать довольно скоро стало неинтересно.
Единственный азарт был в том, собьются считающие или нет. То, что Фахрутдинов при желании сделает не только сто, но и сто десять переворотов, было ясно даже Шматко.
Цифра сто пришла быстро и предсказуемо.
— Фахрутдинов, откуда ты такой взялся? Прекратите его тискать, что он, чемпионат мира по футболу выиграл?
— Товарищ лейтенант, уговор дороже денег! — не дал сорваться с крючка Шматко Гунько.
— Сам знаю, ладно, нравится травиться — травитесь. Только подальше от меня.
— Вы ж сказали, хоть у вас дома, — напомнил сержант.
— Чё, запомнил, да? Память хорошая? Это пока, покури ещё годик — маму родную забудешь!
Почему-то Гунько не испугался. Ни капельки.
Глава 19
Соколов почему-то не чувствовал себя доброй феей. И злым колдуном он себя не чувствовал тоже. Может быть, только капельку Кашпировским местного — ветеринарного — разлива.
— Варь, ну неужели ты не понимаешь, что это совпадение…
— Знаешь, Кузя, слишком странно всё это.
— Да мы с тобой столько всего не по тетрадке сделали — не могло это сработать!
— Ага! — ухватилась Варя. — То есть ты всё-таки веришь в эту тетрадку.
— Ну, как, — признался Соколов, — я, конечно, видел, как Вакутагин по ней ребят лечит, но у меня ж ни опыта, ни практики…
Завершить спор молодым не дал дед. Будучи мичманом (а кто не знает, мичман — это водоплавающий прапорщик), дед привык всё переводить из плоскости теоретической в плоскость практическую.
— Слушай, Кузьма, глянь там в своей тетрадке, там козы есть? У Митрофаныча коза захворала…
— Фёдор Кузьмич… — попыталась вмешаться Варя.
— Тихо, Варвара! Это не женское дело! Так что, Кузьма, возьмёмся за козу?
— Дед! Ну, перестань, что ты выдумал?
Расстроившись, дед решил сменить гнев на милость и всё же ввести Варю в курс дела.
— Видишь, Варвара, я ему клиентов, можно сказать, поставляю, а он нос воротит! Кузьма! — снова сменил угол обстрела дед. — Ты меня ставишь в неловкую позицию! Я уже и аванс взял! — Литровая бутыль самогона была продемонстрирована, будто это был как минимум килограммовый слиток золота.
Воспоминание о самогонном марафоне были ещё весьма живы.
— Так, дед! Иди и верни это! — Что-то такое далеко не ефрейторское прозвучало в голосе Соколова-младшего, что моментально вернуло мичмана в отставке на путь истинный…
— Вот-вот, правильно! Правильно, Кузьма, пойду и верну. Будем, это, деньгами будем!
Мичманов в отставке — не бывает.
Шматко любил читать. Устав. Любовь эта была наполнена практическим смыслом, как и всё, что любил Шматко.
«Следить за содержанием и правильной эксплуатацией всех помещений, отведённых для роты, за поддержанием в чистоте участка территории, закреплённого за ротой, а также за проведением противопожарных мероприятий в роте», — как раз когда лейтенант дошёл до противопожарных мероприятий, потянуло дымком.
— Дневальный! Что у тебя горит?
— Ничего, товарищ лейтенант, это из туалета тянет, накурили…
Шматко сдавался только во взаимоотношениях с вышестоящим начальством. Курение к начальству не относилось.
— Накурили. Строй роту, дневальный!.
Чтобы солдаты, выстроенные в две шеренги, начали нервничать, достаточно просто ничего не делать. Выждав, пока нерв подчинённых вытянутся в струнку, Шматко сказал, как плюнул:
— Кто только что курил в туалете, выйти из строя!
По лицам вышедших из строя Нелипы, Лаврова, Щура и Папазогло было ясно видно: это последние шаги в их жизни. Маньяк вышел из подворотни, занял место перед строем и вот-вот начнёт резать курящих.
— Четверо — то, что надо. Все четверо заступают сегодня в наряд, — почти добродушно сообщил Шматко.
— Товарищ лейтенант, но мы с Папазогло только вчера сменились, — не выдержал Лавров.
— Не «только», а «аж» — аж вчера, — соизволил пошутить товарищ лейтенант. — И вообще, с этого дня в наряды по роте будут ходить только те, кого я замечу с сигаретой.
— Товарищ лейтенант, но вы же разрешили, — попытался найти логику в действиях Шматко Бабушкин.
— А я и не запрещаю, пожалуйста, курите на здоровье…
Покурили — и в наряд, покурили — и в наряд. Ещё вопросы?
Вопросов не было, но Шматко решил довести до личного состава свою мудрость.
— Если человек курит, значит, у него вагон здоровья. И чтобы этот вагон не простаивал, мы направляем его в роту — на поддержание порядка. По-моему, всё справедливо.
— Товарищ лейтенант, разрешите тогда хоть Щура заменить, — смирившись со справедливостью Шматко, Нелипа пытался хоть как-то облегчить участь наряда. — Он после института…