— И что? Я тоже после института — по нарядам летаю за милую душу, — не понял Шматко.
— Его и в той части в наряды не ставили, он ничего не умеет…
— Как это ничего? Курить же умеет. Сигарету в руках держать умеет? Значит, и тряпку удержит…
— Товарищ лейтенант, — взмолился Нелипа, — у него руки не из того места растут…
Знание устава снова помогли лейтенанту, потому что такие умные мысли можно почерпнуть только из устава.
— А это уже твоя задача, сержант, — вынуть солдату руки не из того места и вставить в то. Привык в наряде с теми, кто всё умеет, а ты попробуй с теми, кто не умеет, — всё! Вопрос исчерпан — вольно, разойдись!
Есть такая работа — Родине служить. Работа замполита — она не то что другая. Как-то с ней всё иначе. Вероятно, потому, что если для командира части личный состав — это инструмент для выполнения боевых задач, то для замполита личный состав и есть та самая цель.
Инструментом же обычно выступают тщательно отобранные представители того самого личного состава. Этим отбором замполит и решил заняться.
Гунько не знал предыстории вопроса, зато, имея за плечами полтора года службы, догадывался, что ничего хорошего его точно не ждёт.
— Стало быть, ты у нас младший сержант Гунько? — проявил догадливость замполит.
— Так точно.
— А почему до сих пор младший?
— Не могу знать.
— Непорядок. Надо будет исправить, — удивился несправедливости Староконь. — Я ж чего тебя вызвал, Гунько, хочу тебя в роте старшим среди личного состава сделать.
— Так я и так старший, — недопонял сержант.
— Старший — это который не только за всё отвечает, но и всё видит. А мы с тобой периодически будем встречаться, общаться, пересекаться, так сказать… Понимаешь меня, Гунько?
— Понимаю, хотите из меня, товарищ майор, под дембель стукача сделать?
Прозорливость сержанта явно не входила в планы замполита.
— Ой, ну что за слова такие?! «Стукача-а»! Ещё скажи — «наймита», или «осведомителя»! Я ж тебе сказал: старший по роте.
— Так я ж вам тоже сказал, товарищ майор. Я и так старший.
— Ясно. Значит, добро мы уже забыли, — от пряников замполит решил перейти к кнуту. Майор Староконь напомнил Гунько, как двадцать третьего февраля он в упор не заметил полроты баб. — А ведь я мог ох как наказать! Ведь мог же, Гунько?
Староконь мог, и Гунько мог, и как человек могущий ответил на инсинуации майора.
— Товарищ майор, готов понести наказание за тот случай, но не могу принять вашего предложения.
Следующую жертву замполит выбирал по контрасту. Из Папазогло делать старшего по роте было смешно, поэтому замполит решил идти на другую военную подлость…
— Вот скажи мне, рядовой Папазогло, ты хочешь, чтоб нашу часть расформировали?
— Никак нет, товарищ майор.
— Вот. И я тоже не хочу. Давай не хотеть вместе, — озадачил майор рядового.
— А как это?
— Очень просто. Мы с тобой будем периодически встречаться, общаться, так сказать, совместно поддерживать порядок. Полная конфиденциальность, понимаешь?
Почему-то обычно непонятливый Папазогло вдруг обнаружил зачатки интеллекта.
— Товарищ майор, я не могу…
— Что значит — не могу? Ты же сам только что сказал, что не хочешь, чтобы нашу часть расформировали.
— Не хочу. Но и так — тоже не могу.
С Лавровым замполит уже даже не пытался хитрить. На него он просто орал:
— Почему вы это всё воспринимаете как стукачество? Да я и так знаю, что у вас там происходит! Просто мне нужна дисциплина! Мне нужен человек, который бы всё видел… Так что ты подумай.
— Товарищ майор, чё тут думать. Я же говорю, у меня зрение плохое.
Замполит всё понял: если продолжать давить дальше — у бойца обнаружатся плохой слух, плоскостопие и недержание, — непонятно, как такого вообще в армию взяли.
К моменту попадания Фахрутдинова в кабинет замполита, наверное, только Щур не догадывался, зачем бойцы по очереди посещают Староконя. Дважды дембель решил взять удар на себя.
— То есть ты согласен, Фахрутдинов? — не поверил своему счастью замполит.
— Так точно, согласен, товарищ майор.
— Ну, слава Богу, хоть один разумный человек!.
— Только у меня одно условие, товарищ майор, — не дал расслабиться замполиту Фахрутдинов. — Мне каждую неделю увольнение надо.
— А не много ты просишь, солдат?
— Вы меня не поняли, товарищ майор. Я иду в увольнение, а вы на следующий день получаете письмо из города. С подробным отчётом. И вам хорошо, и я — вне подозрений.