— Нету наливочки — милиция конфисковала, — пробурчал Вакутагин.
— Какая милиция? — Про спецподразделение по борьбе с наливкой Соколову слышать не доводилось.
— Транспортная, сказали — распивание спиртных напитков не положено, — продолжал грустить Вакутагин, — хотели даже с поезда снять, в комендатуру сдать. Хорошо ещё отделался — штраф и бутылка…
— Интересное кино, сколько езжу, никто никогда не придирался, а в каком они звании?
— Один лейтенант, а второй — не знаю, они в гражданском были.
— Так откуда ты знаешь, что это милиция?
В голове Вакутагина щёлкнул выключатель. Всё, что он видел: закрытое удостоверение красного цвета — могло быть чем угодно, хоть обычной картонкой.
— Чё-то тут не то, — подытожил Соколов, — а ну, пошли.
Проконсультируемся.
Главный консультант по происшествиям в вагоне был обнаружен в купе проводников.
— Не, хлопчики, — проводница, судя по габаритам, вполне способная заменить стоп-кран, про транспортную милицию знала всё, — таких у нас отродясь не было. У нас обычно в рейсе Сашка и Димка. Но те оба сержантики… Молодые, к тому ж они в форме всё время. Так что проходимцы это, — подвела черту хозяйка вагона. — Точно проходимцы, много денег взяли?
— Все, — грустно сообщил Вакутагин, — двести рублей.
Последние двести рублей, отобранные у солдатика, вывели достойную женщину из себя.
— А ну, пошли разбираться.
Идти пришлось долго. Кончились плацкартные и начались купейные вагоны, а мужичков, косящих под транспортную милицию, всё не наблюдалось. Десятки ничего не подозревающих пассажиров только и успевали проводить взглядом открывающиеся и закрывающиеся двери купе… Однако сколько составу ни тянуться, а верёвочке ни виться — остановок поезд не совершал, деваться жуликам было некуда.
Соколов уже готовился идти в обратном направлении, а Вакутагин простил и двести рублей, и наливку, когда объявленные в розыск обнаружились в очередном купе.
— О-о, девушка, вы к нам? Заходите… — У девушек документы транспортная милиция решила не проверять. Впрочем, назвать проводницу девушкой мог только человек, уже сильно втянувшийся в процесс дегустации наливки.
— Вы насчёт постели? — поинтересовался второй. — А можно заказать постель с вами?
Под ржание обоих проходимцев проводница захлопнула дверь.
— Давайте мы их посторожим, а вы милицию позовёте? — предложил Соколов.
— Сначала я, — веско молвила проводница, беря в руку кочергу, — потом милиция. — Если бы у сидевших в купе был выбор, они бы предпочли милицию. Та, в отличие от проводниц, проводит задержание без помощи кочерги.
Проводница обошлась без предупредительного удара кочергой в воздух и зачитывания прав. Что именно она делала, так и останется загадкой, так как, зайдя в купе, она закрыла за собой дверь. Однако факт остаётся фактом: после того как крики смолкли, она снова появилась в коридоре, в одной руке держа пачку денег, а во второй — бутылку вполне французского коньяка.
— Держи! — Пачка денег была передана потерпевшей стороне. — Можешь не пересчитывать…
— И ты держи, ваша бутылка? — Соколов, как лицо сочувствующее, был награждён коньяком.
— У нас наливочка была вишнёвая, — попытался отказаться от коньяка Соколов.
— Вишнёвая? Ну, извини. — В голосе у проводницы извинений не было ни на грамм. — Наливочку твою я, кажись, им на голову вылила, так что бери что есть…
Человек устроен таким странным образом, что всё знакомое ему милей. Трудно сказать, чем могла на самом деле порадовать Соколова рота номер два, особенно с учётом того, что чудесным образом за десять дней он напрочь отвык от военной жизни. Однако факты, как говорил классик, — упрямая вещь. Завидев ворота части, Соколов и Вакутагин ускорили шаг, чтобы через считанные минуты радостно обниматься с Гунько и Кабановым.
— Ну, наконец-то! Такое ощущение, что вас полгода не было! — радовался Гунько.
— Да ну! Десять дней — как пять минут! — немного погрустнев, заметил Соколов.
— Теория относительности, — Эйнштейн начал тихо переворачиваться в гробу, услышав, как принялся за его теорию Кабанов, — время снаружи и внутри течёт по-разному!
— А у некоторых уже текут слюни, — взгляд, которым одарил Бабушкин Вакутагина, расшифровать можно было по-разному. То ли Бабула соскучился по готовке шамана, то ли ради смены диеты он готов был стать каннибалом.