— Строевую отмучили! В такой мороз! — затараторил лейтенант. — Солдатам ещё ничего. Они двигаются…
— Садись, грейся… Чай, кофе? — Внимание Эвелины было полностью отдано газете, на долю Смалькова ничего не осталось.
— Может, лучше потанцуем, иди ко мне, — попытка оторвать Эвелину от гороскопа провалилась.
— Валерка, не надо — ты холодный…
— Это я снаружи холодный, а внутри я — вулкан!
Про вулканы в гороскопе ничего написано не было, зато было про Смалькова.
— Между прочим, у Козерогов, — зачитала Эвелина, — по гороскопу как раз сегодня душевный подъём.
— Чушь это всё, — отрезал старлей, — лучше давай посмотрим, куда можно сходить в пятницу вечером.
— А почему не на выходные?
— Я с субботы на воскресенье в караул заступаю.
— Валера, а поменяться нельзя? — взмолилась мисс чепок. — Тебе на воскресенье в караул лучше не ходить… Вот, сам посмотри, чего пишут: «Постарайтесь отложить служебную командировку. Вероятны большие неприятности по работе, возможны нервные срывы…»
— Да ты что? Серьёзно веришь в эти сказки? — Раньше гороскопозависимости за Эвелиной замечено не было.
— Валера, пожалуйста, пообещай мне, что поменяешься со Шматко…
— И что я ему скажу? Товарищ лейтенант, мне в караул никак нельзя — гороскоп не советует. Эвелина, не смеши меня…
— Всё, всё, всё, — увидев на лице Смалькова знакомое упрямое выражение лица, характерное не только для козерога, но для любого мелкого рогатого скота, Эвелина сдалась. — Уже не думаю, только успокойся. Меня, кажется, кто-то на танец приглашал?
Где ещё поговорить офицерам, как не на плацу? На мелодию разговора накладывается ритм марширующих солдат, получается настоящий мужской разговор.
— Пойми, Коля, это Марина меня подставила. — Замполит пытался побороть показания заведующей женского общежития.
— Марина подставила! А ты решил подставить меня?! — Зубов на рассказ Староконя не вёлся, он немного знал своего зама. — А мне кого подставить?! Часть?! Каждый раз — одно и то же! Одно и то же! Саня, да в любой другой части ты уже давно бы командовал взводом!
— Ну, накажи меня, если это поможет… Не знаю! Я всё равно уже такой — я не могу себя переделать…
— Не можешь сам — иди к врачу, к ветеринару! На стерилизацию! — пристыженный замполит внимательно изучал асфальт в надежде найти там уважительное объяснение своему бурному межполовому общению.
— В общем, у тебя, Саня, одна дорога! — подытожил командир. — Бери цветы, бери конфеты, или чем ты там обычно уламываешь. И иди замаливать грехи!
У Эвелины были свои методы уламывания. Обычно они действовали безотказно. Но только не в этот раз.
— Я бы с удовольствием, но не могу, — отнекивался Шматко, — на рыбалку еду, уже и с Данилычем договорился.
— Да пойми ты, Николаич, — давила на жалость Эвелина, — нельзя Смалькову в воскресенье в караул — ему по гороскопу нельзя, неприятности по службе…
— Ну, если по гороскопу, что ж ты сразу не сказала? — Шматко к гороскопам относился ещё с меньшим доверием, чем Смальков. — А может, и мне по гороскопу нельзя? Ты ж про меня не смотрела. — Глазки Шматко хитро забегали, в подобных случаях лейтенант предпочитал бить на чувство справедливости.
— Про тебя? Щас, — моментально нашлась Эвелина. — Ты же у нас Овен? — Газета была развёрнута на нужном месте и пущена в дело. — Этот день лучше провести в кругу друзей на свежем воздухе…
— Ну вот, как раз, рыбалка, Данилыч, так что не могу — согласно твоему же гороскопу, — победно поставил точку Шматко.
— Ну, тебе же только рекомендуется, а у него — конкретно: неприятности на работе…
— А может, и у меня будут неприятности на работе: не поеду на рыбалку — Данилыч обидится. Вот тебе и неприятность — мы ж с ним вместе работаем!
— Ну смотри, Николаич, — в воздухе чепка отчётливо стал слышен запах озона, — придёшь в чепок, попросишь хлеба… — Гроза в юбке медленно продрейфовала в сторону прилавка.
— А рыбу можно и без хлеба, — не остался в долгу Шматко, — с пивом…
В газете, оставленной Эвелиной, Шматко заинтересовал не день будущий, а день сегодняшний. Газета обещала мелкие ссоры, предупреждала, что следует быть предельно внимательным, чтобы не совершить ошибку, чреватую в будущем финансовыми потерями.
— Во как, а говорят, гороскоп — туфта, — где-то в глубине души Шматко пожалел Смалькова.
Чары самого сексапильного мужчины обычно ограничены, чаще всего — возрастом предмета, которому положено быть очарованным.