— Слушай, а ничего, что они только солдат просили?
— Так только солдаты и будут…
Зубов не понял, но объяснять не пришлось — Лавров и Смальков явились пред ясный объектив. Лавров был с гитарой, Смальков — в солдатской форме. Форма на Смалькове была слегка маловата.
— Мать честная, — Зубов стоял, Зубов сел.
— Не боись, командир, пробьёмся! — утешил замполит.
— Так, готовы? Даём свет! — Свет, вызванный режиссёром, был ярок, для Нестерова и Смалькова — слишком ярок, поскольку бил он в лицо.
— Полная тишина. Мотор! Съёмка!
Говорят, даже Филипп Киркоров иногда забывает слова песни.
Лавров пошёл дальше — он вообще забыл, что надо петь. Подсказки Смалькова он слышал, но, дойдя до ушных раковин, в мозг они пробиться не могли. Руки бойца сами взяли аккорд на гитаре, аккорд был знакомым, после него неумолимо последовал следующий, а вслед за ними проистекла и песня… Другая песня — не та, песня, которую ждали.
Слёзы навернулись на глаза Лаврова совершенно натурально, Смальков с ужасом понимал, что выхода нет, — и подтягивал вторым голосом. Зубов расслабился — хуже уже всё равно не будет, потому что хуже уже некуда.
Оператор, вероятно, решивший, что он присутствует при рождении новой мегазвезды, отснял парочку со всех точек, пытаясь найти ракурс получше, приполз и упал у ног певцов. Певцов же остановить теперь мог разве что расстрельный взвод.
Последний аккорд звучал долго в полной тишине.
— Стоп! Снято! Нестандартно, — вывел собравшихся из ступора режиссёр. — В общем, неплохо, хоть какая-то альтернатива, а то задолбали штампами…
— Послушайте, это была так… разминка! — попытался вытащить часть из стремительно смыкающихся челюстей всеармейского позора Староконь, — а сейчас мы вам споём другую песню!
— Рад бы послушать, но некогда! Да и стоит ли — очень хорошая песня!
— Стоит, стоит! Та ещё лучше! — поддержал Зубов.
— Ребята, в другой раз послушаем! Мы опаздываем!
Камера выключилась, свет, микрофон упокоились в колоссальном чемодане, вот телевизионщики были, а вот их нет. Поезд ушёл, несмотря на то, что уехала съёмочная группа на автобусе.
Майоры Зубов и Староконь грустно смотрели вслед удаляющемуся автобусу. Идти обратно не хотелось. Вдали на горизонте показался окутанный дымом «ЗИЛ». Собственно, «ЗИЛ» ещё не приехал, а керосин уже стучался в ворота части.
— Ну, чё, опоздали? — жизнерадостно сообщил Шматко, выскакивая из кабины грузовика.
— Ну, Шматко, и кто ты после этого? — сквозь зубы прорычал Зубов.
Жизнерадостность Шматко испарилась, на смену ей пришло заикание.
— М… м… мобильник не работал, товарищ майор…
— После поговорим!
Телевизор в центре казармы был установлен по приказу Зубова.
Радость и горе должно быть одно на всех. То же относится и к позору.
До эфира телефестиваля солдатской песни только что секунды не отсчитывали.
Наступило время «Ч», три зелёных свистка дал Зубов лично.
— Тихо! Начинается!
В пространство казармы ворвался голос ведущего:
— …И мы рады, что наш традиционный фестиваль «Когда поют солдаты» начинается с дебюта! И дебюта весьма удачного! Эстафету хорошей солдатской песни принимают мотострелки!
Возникшие на экране Лавров и Смальков были ужасно похожи на настоящих, затравленно посмотрев в экран, они грянули «Дембельскую».
— Ужас, — прошептал Зубов.
— А по-моему, нормально, — утешил Шматко.
Есть такая забава в армии, называется вечерняя прогулка. Только не стоит представлять себе расслабленно прогуливающихся по расположению части солдат. Прогулка осуществляется, естественно, всеми вместе, строем, да ещё и под строевую песню. Чтобы не болтали на прогулке. Вторая рота как раз прогуливалась под чутким руководством Кудашова.