Папазогло!
— Я!
— Вижу, что ты! Ты же у нас один такой. Вот спросят тебя завтра:
«А кто это такой красивый боевой листок выпустил?» Ты что ответишь, Папазогло?
— Я!. То есть, нет — Бабушкин!
— Молодец! Вырос в моих глазах на два сантиметра! Короче, объявляется героическая бессонная ночь по уборке расположения!
Вопросы есть? Я не слышу, вопросы есть?
— Никак нет, товарищ сержант!
Даже у подвига должны быть рамки. Рамкой героической уборки казармы сегодня был дневальный Нестеров.
— Атас! Командир!
В течение нескольких секунд от попытки глобальной уборки казармы остался лишь включённый свет — и тот погас с едва ли заметным опозданием. Бойцы, все как один, уснули. Вероятно, это был уникальный случай массового засыпания.
— Дневальный! Почему в казарме свет гори… горел? — Зубов точно знал, что с ума он ещё не сошёл и в тёмную казарму проверять, отчего в ней горит свет, не пошёл бы абсолютно точно…
— Никак нет, товарищ майор! Не горел! — попытался убедить Зубова Нестеров.
— Да я своими глазами с улицы видел!
— Не могу знать, товарищ майор! Вероятно, показалось!
— Показалось? — внимательно присмотревшись к казарме, майор наконец-то нашёл, что искал. — А в Ленинской комнате — Ленин работает?
Если Ленин и работал, то в другом помещении — из красного гранита, здесь и сейчас творил, быть может, будущий вождь — солдат Бабушкин. Дедушка скромно дорисовывал боевой листок. Собственно, дорисовывать там было нечего — Папазогло всё сделал ещё днём, однако майору Зубову открылась картина, о которой втайне мечтает каждый офицер российской армии.
— Бабушкин?! Ты что здесь делаешь? — грозно начал допрос с пристрастием майор Зубов.
— «Боевой листок» рисую, товарищ майор! — вытянулся перед командиром части Бабушкин.
— Чего-о?! — Зубов глазам своим не верил. — «Духи» спят, а «дед» листок малюет? Или ночью в казарме всё местами меняется? По волшебству? А, Бабушкин?
— Да нет, листок Папазогло нарисовал, а я вот подправить решил.
— А что, у Папазогло пороху не хватило добить?
— Не хватило, товарищ майор. Спит! Молодой ещё, устаёт сильно!
Это нам, старикам, не привыкать!
Зубов оттаял, Зубов заулыбался — Бабушкин только что покорил сердце майора.
— Ну, Бабушкин, молодец… Честно говоря, не ожидал! Нужное дело делаешь! Только ты… это, давай без фанатизма, иди спать.
— Есть спать!
— Товарищ майор, во время дежурства происшествий не случилось! Личный состав прибыл с завтрака и готовится к утреннему построению!
Зубов нюхом чуял, что со второй ротой что-то происходит, ночного дозора ему показалось мало. Пришло время утреннего.
Казарма впечатляла.
— Нелипа, а к вам в казарму по ночам случайно тимуровцы не ходят? — Зубов рассматривал свою перчатку, вымазавшуюся об свежепокрашенную дверь.
— Никак нет!
— Ты глянь, ни перед одной проверкой так не драили. Кто ж это так усердствует?
— Инициатива рядового Бабушкина, товарищ майор!
Подошедший замполит всё слышал и тоже ничего не понимал…
— Ну что, Степаныч, тоже балдеешь от инициатив? — поинтересовался Зубов.
— Я только что из умывальника — ослепнуть можно! Краны кто-то надраил…
— Не кто-то, а рядовой Бабушкин, товарищ майор! — уточнил сержант, он же дежурный по роте — Нелипа.
— Слушай, а где можно взглянуть на эту Золушку, пока она на бал не уехала? — поинтересовался Зубов.
— В бытовке. Передаёт молодёжи накопленный боевой опыт — учит правильно подшиваться!
— Обалдеть! — замполит всё не верил, что сказка стала былью. — Лишь бы после проверки карета не превратилась в тыкву. Ну что, командир, сходим в сказку?
Ещё один любитель сказок уже стоял в дверях в бытовку и вот-вот должен был превратиться в соляной столб. Это был лейтенант Шматко.
Не выспавшаяся молодёжь «клевала носом», некоторые представители и вовсе спали, что не мешало каждому держать на коленях гимнастёрки, а в руках — иголки с нитками. Возглавлял процесс Бабушкин, сидевший рядом с Щуром и объяснявший на примере великовозрастного духа, как надо подшиваться…
— Не так ты руку держишь, Щур… как там тебя по имени? Родион?
Смотри, Родя, стежок надо делать снизу, вот так вот… — количества отеческой заботы в голосе Бабушкина хватило бы на целый полк отцов.
Три офицера не видели в армии более душещипательного аттракциона. Если бы им сейчас рассказали, что по ночам Бабушкин долго и мучительно ворочается в постели и всё равно не может заснуть, пока не встанет и не проверит — все ли бойцы укрыты… — они бы поверили.