…Спустя некоторое долгое, жаркое и пыльное время мы слезли с раскалённой крыши автобуса на окраине Донголы (выдав билетёру вышеуказанную сумму денег). Пошли в город; на нашем пути лежала какая-то фабрика.
Первый же человек, увиденный нами в Донголе, сторож этой фабрики, предложил нам сперва воды, затем — поесть, затем — помыться (на фабрике имелся душ, причём с прозрачной, а не чёрной нильской водой); затем вышел начальник, мистер Мохамед, и предложил нам оставаться на фабрике гостить. От последнего предложения мы отказались, но предыдущие три были очень кстати.
Когда мы пришли на городской базар, мы решили разменять СКВ, так как с самого дня въезда в Судан мы жили "в коммунизме": у нас не появлялось ни местных денег, ни необходимости в них. Однако никто не хотел менять наши 10 долларов. Нас послали в банк, который был сегодня, разумеется, закрыт, а толстый продавец всякой всячины подарил нам 3000 фунтов. На подаренные фунты мы купили пару манго и два стакана сока; затем попросили в подарок апельсин, получили и тут же где-то оставили его. Вскоре мы обнаружили другого весёлого продавца, который обменял-таки нам наши доллары по благотворительному курсу. Мы думали получить 20000 фунтов, а получили 25000, и Гриша даже удивился, какой резон продавцу было нам менять деньги по такому невыгодному для него и выгодному для нас курсу.
— Тут, понимаешь, совсем другие мысли, вовсе не так: «выгодно-невыгодно»! Мы подарили сегодня три доллара автобусному билетёру; нам тут же это вернулось с лихвой. Просто здесь не жадничают.
И точно, вскоре нас уже угощали чаем и горьким (от долгого хранения на жаре) печеньем… Ночевали мы в бедном доме на южной окраине Донголы. Там не было электричества и других удобств, но были вездесущие суданские кровати. Если суданцы несут нам кровать — это признак ожидающейся вписки. Скоро, подумали мы, и на позицию будут нам кровать приносить.
Сегодня, второго сентября, Академии вольных путешествий исполнилось пять лет. Юбилейный день завершился. Интересно, как отмечают его наши московские друзья? Не забыли ли они про сей великий праздник?
Также мне приходили в голову мысли о деньгопросе. Конечно, мир изобилен, и нельзя делать принципа из бесплатности своего путешествия, из того, чтобы потратить как можно меньше, а получить как можно больше. Только тот человек, который умеет просить и умеет давать, а не только делать что-то одно из этого, только такой человек достигнет успеха в этом великом путешествии, а также придёт к счастью в других делах своей жизни.
Над Донголой сгустилась ночь.
3 сентября 2000, воскресенье, очень жаркий день
Мы вышли из Донголы на юг и опять запутались в лабиринте дорог. К счастью, нас вскоре подобрала очередная «Тойота». Водитель, как оказалось, пару дней назад уже подвозил русского, в подтверждение чего показал нам адрес Кактуса, написанный его рукой. Человек сей привёз нас к себе домой и познакомил со своим отцом, который, вероятно, был удивлён столь зачастившими белыми мистерами. Отец был набожный человек и перед каждым телодвижением говорил «Бисмилла» ("Во имя Аллаха").
После плотного завтрака нам стало тяжело и жарко ходить. Почему-то на горизонте очень быстро, ровно и не пыля, проползали миражи машин, и мы решили, что там идёт асфальтовая дорога, хотя это и невозможно. Пока шли туда, вспомнили, что забыли набрать воды. Поскольку там, где изредка проползали машины, домов (и, соответственно, воды) не ожидалось, я оставил Гришу на возвышенном месте и вернулся в деревню, где зашёл в какой-то двор и напугал до истерики ребёнка лет пяти, который с рёвом и скоростью ракеты убежал в женскую половину дома. Женщины, вышедшие во двор, наполнили мне канистру, приняв меня, наверное, за водителя машины, у которой закипел мотор.
Итак, я вернулся к Грише, и мы вместе пошли на запад, туда, где асфальтовая дорога в пустыне оказалась вовсе не миражом. Оказывается, здесь уже давно строится трасса Хартум—Донгола, но построена она лишь кусками. Проходит эта трасса в стороне от Нила, от садов и деревень, прямо по пустыне. Застопили платную машину, которая и высадили нас, по нашей просьбе, там, где вдали наблюдался посёлок Хандак.
Ну и жара! Воздух раскалился градусов до сорока пяти, а рюкзак обжигал руки, как сковородка. Единственной более холодной (и мокрой) частью рюкзака была та часть, где он прислонялся к спине. Интересно, доживёт ли фотоплёнка в моём рюкзаке до Москвы или расплавится прямо в кассетах?
Мы доползли до Хандака и завалились пережидать жару под навесом местного магазинчика, закрытого на дневной перерыв.