— Постой, давай сядем, — сказал он, первым опускаясь на землю. — Садись, садись, я тебе сейчас объясню…
Она послушно села рядом и выжидательно уставилась на него. Меж бровей ее легла морщинка от сильного напряжения, с каким она приготовилась его слушать.
Если бы в ранней юности Шурка не ударился в воровство, а пошел в артисты, из него вышел бы толк. Лицо его в эту минуту приняло такое печально-таинственное выражение, что никак нельзя было усомниться в Шуркиной искренности. И он долго, словами и жестами, растолковывал Таюнэ простую, на первый взгляд, истину. То, что он геолог, то, что его послали с товарищами в тундру для большой и важной работы, что товарищи специально оставили его здесь, у этой реки, потому что по берегам ее должно залегать золото и ему поручили найти его. Когда заживет нога, он возьмется за работу, найдет золото. Тогда за ним вернутся товарищи и они вместе с Таюнэ поедут в село. Тогда можно все рассказать и Айвану, и учительнице Оле, и всем, кому она захочет. А пока нельзя. Пока ни один человек не должен знать, что в песках этой реки есть золото.
Таюнэ не все поняла в его рассказе, но главную мысль ухватила.
— Таюнэ знает Василя, другой человек нельзя знает, да? — спросила она. — Василя большой работа делать нада, да?
— Точно, — обрадовался Шурка ее понятливости.
— Когда хорошо ходил нога, да? — уточнила она.
— Точно. У тебя светлая башка, Таюнэ!
— Тогда Василя ехал Таюнэ село, да? — допытывалась она. И со свойственным ей простодушием спросила: — Таюнэ будет жина Василя?
— Факт, — усмехнулся Шурка. — Пришвартуемся в селе, заживем на славу.
Таюнэ рывком взяла его руку, поднесла к своей щеке, быстро потерлась о нее щекой, носом, губами. Потом подхватилась, понеслась к избушке и, размахивая руками, радостно прокричала:
— Таюнэ жина Василя!.. Таюнэ жина Василя!..
Ночью Таюнэ крепко спала на волчьей шкуре за печкой, там, где спала все ночи после того, как в избушке появился Шурка. А Шурка не спал — разболелась натруженная за день нога. Видно, рано он попробовал ходить без костыля. Начавшая было заживать рана снова закровоточила. Нога тягуче ныла, в ране дергало и крутило, точно кто-то ковырял в ней шилом. Шурка ворочался и, чтобы отвлечься от боли, думал о Таюнэ.
«Жена!.. — фыркал он про себя. — Что они, все чукчанки, такие придурковатые? Главное, в два счета купилась!.. Заливал я ей классически, это факт: «Разрешите представиться: гражданин Коржов, геолог с секретным заданием!»
Заснул он где-то под утро, а проснулся, когда в запотевшее окошко заглядывало высокое солнце. Таюнэ в избушке не было. Но, видно, она только что вышла — в печке горел огонь, а в кастрюле, сдвинутой на самый край, что-то тихо булькало.
Однако в избушке произошла какая-то перемена. Шурка сразу заметил это и тут же увидел, что со стены исчез большой яркий плакат с бодрым призывом: «Охотник, дай стране больше мягкого золота!» Плакат этот почему-то был разостлан на столе.
Шурка проскакал на одной ноге к столу (нога болела пуще прежнего) и замер, пораженный. На обратной, чистой стороне плаката углем были намалеваны река, лодка, женщина на корме, избушка и мужчина, сидящий на камне. Внизу прыгающими буквами было написано: Таюнэ ехал скора. Василя штала Таюнэ. Таситаня.
Забыв о боли в ноге, Шурка кинулся на двор. Лодочного мотора, который обычно лежал в сарае, на месте не было. Исчезли и весла.
Подгоняемый предчувствием беды, Шурка торопливо заковылял к берегу. На сером песке у воды остались лишь вмятина от носа лодки да чуть приметные отпечатки торбасов.
«Амба!» — подумал Шурка, оглядывая пустынную реку, и зло сплюнул в воду.
Потом с каким-то тупым отчаянием сказал себе:
«Черт с ним, пускай берут! С такой ногой далеко не смоешься…»
Он достал из кармана щепоть сыпучей смеси из сухой травы, чая и махорочной трухи (он изобрел эту смесь, когда нечего стало курить), свернул цигарку и, морщась, затянулся этим постреливающим искрами куревом.
6
В селе Таюнэ управилась за день.
Первым делом она пришла в медпункт и сказала фельдшерице Анне Петровне:
— Таюнэ нада много хороший порошка, когда волк кусает, когда песец кусает.
Пожилая фельдшерица обрадовалась приходу Таюнэ. Она бессменно заведовала местной медициной со времени организации колхоза, много сил отдавала профилактической работе в селе, растолковывала людям, для которых еще недавно первым лекарем был шаман, как предупреждать разные болезни, и оттого, что не все слушались ее и не всегда понимали, она была приятно тронута тем, что Таюнэ по доброй воле обратилась к ней.