Культура возникает из двух взаимокоррелирующих величин: постоянной, сущностной — Духа и переменной — системы форм Его духовно-материального выражения на конкретном этапе развития человечества в конкретной этногеографической среде. Отсюда — определенное множество конкретных, самобытных, известных истории культур, составляющих единую живую меняющуюся во времени Культуру, как среду полноценной творческой жизни человека. Таким образом, сущность Культуры и всех ее составляющих определяется Духом, а самобытность и своеобразие конкретных культур — вторым переменным этносоцио-историческим фактором. Соответственно, Культура и частные культуры как результат (и процесс одновременно, ибо существуют они только в потоке времени) выражения, т. е. становления в форме некоего содержания, формо-образования, уже онтологически тяготеют к сфере эстетического.
Отсюда становятся понятными и эстетические принципы, и феномены, заложенные в основе христианской, как и любой другой, культуры. Поэтому эстетический аспект изучения культуры не только не является случайным или маргинальным, как это видится предельно рационализированному сознанию науки XX в., но представляется наиболее продуктивным, ибо он позволяет с наибольшей полнотой выявить сущностные, ценностные и общечеловеческие феномены и характеристики культуры. Этот аспект предполагает не только и не столько аналитическое препарирование культуры (хотя и не отказывается от него полностью), сколько органическое вживание в культуру, переживание ее в качестве своего собственного бытия-сознания при определенном и вполне осознанном дистанцировании от нее.
Исследователь конца XX в., выросший и воспитанный в лоне христианской культуры, волею истории поставлен в этом плане в наиболее выгодное положение. Ему не приходится предпринимать особых усилий, чтобы вжиться в объект своего исследования, что необходимо, скажем, представителям других культур или ученым-материалистам, ибо он еще живет этой культурой и в этой культуре. Ему практически не требуется и дистанцироваться от нее, ибо сама христианская культура в своих основных феноменах как минимум на протяжении столетия со все возрастающей скоростью удаляется от него в глубь истории, переживая фактически последние моменты завершающегося этапа своей активной творческой жизни. Последнее утверждение, хотя и далеко не ново в культурологии XX в. (сошлюсь хотя бы на А. Тойнби, хотя истоки его восходят еще по крайней мере к Ницше, а затем усиливаются у Шпенглера), непосредственно вроде бы не вытекает из завершаемого исследования. Основные аргументы для его обоснования с наибольшей ясностью выявились в христианской (т. е. в евроамериканской, прежде всего) культуре XX в. и в силу определенных обстоятельств не столько в России (хотя и в ней тоже), сколько в западных странах христианского ареала. В данном случае я упоминаю этот значимый факт как бы на полях, не вдаваясь в подробности, которым посвящен мой специальный исследовательский проект «Художественный Апокалипсис Культуры», находящийся в стадии завершения и как бы в определенном смысле подтверждающий намеченные в этой книге выводы, но уже на ином уровне дискурса, в иных формах и способах вербального выражения. Однако основные выводы уже сами во многом напрашиваются и в последних трех главах данной работы.
Вернусь, однако, на круги своя. Мы достаточно подробно проследили, как в лоне христианской культуры (точнее ее восточной, греко-славянско-православной ветви, которую я считаю наиболее полно и глубоко выражающей сущность христианской культуры) на протяжении двух тысячелетий формировались и функционировали ее основные духовные, нравственые, художественно-эстетические ценности, многие из которых носят универсальный, т. е. далеко выходящий за пределы собственно христианства, характер. Однако не столько они порознь, сколько постепенно складывавшийся на их основе в уникальных условиях Средиземноморья, а затем средневекового славянства и Руси исторически флюктуировавший Лик этой культуры достоин удивления, даже восхищения и пристального вглядывания. Он предстал нам многоликим и многомерным, оборачивающимся множеством своих лиц, личин и частных ликов, одни из которых, промелькнув, исчезали навеки, другие продолжали сиять или просвечить сквозь всевозможные наслоения на протяжении всей истории этой культуры.