Лицо Ады запылало, руки сжимались в кулаки и разжимались снова и снова. Когда она заговорила, ее спокойный и холодный голос был напряжен, как сжатая пружина, как кобра перед броском..
— Вы говорите мне, что позволите доктору Холли Кетчем, достопочтенному физику и непререкаемому авторитету в нанотехнологии, женщине, настолько исполненной жажды познания и жизненной энергии, что многие просто вынуждены отступить, чтобы не сгореть в этом огне, женщине, полной чистой и пылкой любви, материнской нежности, доброты и сочувствия практически к каждому… — Она вскочила и заорала: — Женщине, которая наслаждается всплеском адреналина, сплавляясь в лодке по водопадам или ныряя в затяжном прыжке с самолета? И вы говорите о том, что готовы позволить ей бальные танцы?! Вы серьезно?!
— Ну да. И еще что-нибудь в этом роде.
— Ада! — я схватил сестру за руку, и она глянула на меня так, что даже у самого крутого байкера сердце ушло бы в пятки. — Можно, я попробую?
Я думал, она собирается, как обычно, обидной парой слов поставить меня, младшего брата, на положенное мне место, но она вырвала руку и утопала к грузовику. Мы с Тоби смотрели, как она колотит кулаками по двери грузовика, оставляя вмятины. Когда она перестала шуметь и обессиленно опустилась на землю, я повернулся к маме и заговорил с Джессикой:
— Если возможен компромисс, Джессика, — сказал я, — ой будет на наших условиях. Или, если ты способна хоть немного подумать, он будет на материных условиях. Вам придется научиться жить с тем, чего хочет ваш мир, а не с тем, чего вы от него хотите.
— Ладно, мы согласны несколько расширить список.
— Вы собираетесь дать матери выйти и самой заявить, чего она хочет?
— Но она постоянно рискует!
— Вам надо научиться доверять ей, — сказал я.
Джессика не ответила; и я вдруг стушевался. Ясное дело, иадо что-то говорить, но я совершенно не знал, как убедить нанонарод. На плече я почувствовал дружеское пожатие — это подошла Ада и присела возле меня.
— Барри прав, — сказала она. — Вы должны обратиться внутрь. Мать сама позаботится о внешних материях. Вы даже не представляете себе, с чем приходится сталкиваться здесь, снаружи, в большом мире. Мы можем бросать вас с моста, пока совсем не уничтожим ваше общество. Если нам покажется, что выжившие привыкли к этим прыжкам, мы придумаем что-нибудь еще. Поищите-ка в маминой памяти рукопашную с аллигаторами.
Джессика на мгновенье скосила мамины глаза и вдруг резко дернула головой вправо, будто Ада дала ей оплеуху.
— Взгляните еще на высший пилотаж на сверхлегких самолетах, — предложил я, ободренный Адиной поддержкой.
Джессика дернула головой влево.
— Надо продолжать? — спросила Ада. — Мы все равно не отступим. Джессика безвольно опустила мамины плечи и вздохнула:
— Мы попробуем сделать по-вашему, — сказала она, — только попробуем.
— Никаких условий, — отрезала Ада.
Джессика долго и бессмысленно вращала глазами, а потом сказала:
— Вы выиграли.
Мамино лицо озарилось привычной широкой улыбкой, послышался знакомый радостный смех:
— Ада! Барри! — она тут же принялась теребить веревки на руках. — Я знала, что всегда могу рассчитывать на вас.
Точно мама — ее манеры и телодвижения, — но она ли это на все сто процентов? Вдруг нанолюдишки будут держать ее на коротком поводке?
Тоби рванулся и пробежал прямо по мне, чтобы добраться до любимой хозяйки. Он лизал ее лицо, отчаянно виляя задом, и не мог сдержать свою радость до такой степени, что даже описал мне всю одежду. Не знаю, что чувствовала Ада, но мама, способная заставить собаку описаться от счастья, вполне реальна и для меня. Я потянулся и поцеловал ее в щеку.
— Развяжите меня, — сказала мама, вертя головой во все стороны, чтобы увернуться от слюнявого Тоби.
Ада отпихнула собаку, вытащила из футляра большущий нож и перерезала веревки на маминых руках.
Когда мама стянула через голову свитер, ее волосы оказались каштановыми. Бе глаза прояснились, кожа стала упругой. Она содрала гнусное платье сначала с одного плеча, затем с другого и вывернулась из него, стягивая вниз абсолютно всю одежду. Ада расшнуровала ботинки для прыжков и помогла маме избавиться от старушечьих шмоток. Морщинки на лице родительницы исчезли, спина распрямилась. Обнаженная и величественная, она стояла на ветру, сияя широкой улыбкой, наша добрая старая матушка. Ну, в известном смысле. Она выглядела лет на тридцать или около того. Длинные каштановые с рыжиной волосы падали на чуть веснушчатые плечи. Светло-голубые глаза. Маленькая высокая грудь. Длинные сильные ноги.