— Разжечь костер, — громко приказал Эрнандо. — Кипятите масло и тащите сюда.
Панчо энергично закивал и ухватился за веревку, чтобы развернуться на узкой ступеньке. Сухо щелкнул спусковой механизм арбалета, тяжелый болт вонзился в ладонь наемника, пригвоздив ее к трепещущему канату. Панчо закричал.
— Ты упрям, Малинче, — вздохнул невидимый Джафар. — Упрям и недоверчив… Я могу убить тебя, прежде чем ты сосчитаешь до двух. А могу оставить в живых и сдаться тебе в плен. Любой здравомыслящий человек уже давно принял бы верное решение.
Эрнандо не успел ответить. Снизу, со скальной площадки, раздался протяжный стон.
— Педро? — крикнул Кортес, всматриваясь в светлую лунную ночь. — Педро, ты цел?
Ворочавшийся на скале человек разразился проклятьями, и у Кортеса мгновенно отлегло от сердца. В его отряде не было человека, равного капитану Коронадо по части изощренного богохульства.
— Я же говорил тебе, — укоризненно промолвил ассасин. — Твой друг жив… пока.
— Я его вижу! — хрипло прорычал Коронадо со своей площадки. — Я вижу ублюдка! Он прячется в расселине, командир! Клянусь адом, я вытащу его из этой норы!
— Прежде я прострелю тебе голову, — холодно ответил Джафар. — Потому что у меня есть арбалет, а у тебя нет даже меча. Ты его выронил, когда падал.
— Что делать с маслом, командир? — всхлипывая от боли, спросил Панчо. Он вытащил наконечник стрелы из каната и теперь держал пробитую ладонь перед собой, баюкая ее, как младенца. — Сюда тащить, как вы велели? А как же сеньор капитан? Он же там, внизу…
— У твоего солдата ума побольше, чем у тебя, Малинче. Ну, где же твое масло?
— Педро! — крикнул Кортес. — Можешь спуститься еще ниже? Коронадо простонал что-то неразборчивое, и Эрнандо понял: надеяться ему особенно не на что.
— Если ты не забыл, у твоего друга прострелена нога, — подсказал ассасин. — Одно неверное движение — и он снова сорвется с лестницы. Послушай, приятель, почему бы тебе не успокоиться и не подумать как следует? Один час — в обмен на десяток жизней.
— Лезь наверх, Панчо, — велел Кортес. — С маслом пока не торопитесь, ждите приказа.
Он с трудом сдерживал рвущийся наружу гнев. Он не собирался вести с Джафаром долгих бесед, не в последнюю очередь потому, что время сейчас работало на убийцу, но ничего другого ему не оставалось. Храбрая и глупая выходка капитана Коронадо спутала все его карты.
— Ты видишь этот огонек там, внизу? — спросил кастилец. — Думаешь, это уходит твой хозяин? Это уходят мои деньги!
Крошечный факел Кецалькоатля почти потерялся на фоне лагерных костров тотонаков, расчертивших равнину огненными квадратами. Еще немного — и Змей уйдет безвозвратно. Но проклятый ассасин, разумеется, именно этого и добивается…
— Не будешь дураком — никуда твои деньги не денутся, — неожиданно будничным тоном сказал Джафар. На этот раз голос его прозвучал совсем рядом и Кортес невольно заозирался, но, разумеется, никого не увидел. — Я же говорил тебе, что готов сдаться в плен.
— Ты себя переоцениваешь, — Эрнандо почти не обращал внимания на слова араба, лихорадочно соображая, как же преодолеть неожиданную преграду. Послать вниз солдат в тяжелых доспехах? Но на узких крутых ступенях неуязвимые для стрел латники превратятся в беспомощных кукол, которых ничего не стоит сбросить в пропасть простыми пинками. — Кецалькоатль стоит куда дороже наемного убийцы.
— А кто мешает тебе сказать, что ты все-таки поймал Кецалькоатля? Или ты думаешь, в Теночтитлане так хорошо знают моего господина в лицо?
— В своем ли ты уме? Какой из тебя Змей в Драгоценных Перьях? Джафар рассмеялся негромким довольным смехом.
— Совсем неплохой, уверяю тебя. Господин, правда, повыше меня, но я могу казаться высоким. Кожа у меня такая же светлая, борода тоже есть, не такая длинная и белая, но ведь бороду иногда бреют, а осветлить волосы нетрудно. Лицо… но кто может похвастаться, что видел лицо Кецалькоатля?
— Я, — хрипло проговорил Кортес. Ему казалось, что слова араба сплетаются в невидимую, но очень прочную сеть, вырваться из которой будет непросто. Все, что он говорил, казалось полным безумием… но в этом безумии, как ни странно, был свой смысл. — Коновал Фигероа. Двое меднокожих, что держали его за руки.
На этот раз Джафар помедлил с ответом.
— Четверо… что ж, немало. Но у вас, христиан, есть веские причины, чтобы молчать, а меднокожих никто слушать не станет. В конце концов, всем известно, что лицо бога может меняться. Перед тем, как проститься с господином, я попросил его оставить мне маску. Так что подмены никто и не заметит. Принцесса Ясмин знает о том, что мой господин бежал?