Кортес обвел взглядом площадь. Теперь кастильцы казались стальным островом в волнующемся море черных голов и блестевших от пота коричневых спин. Достаточно подать знак — и притаившиеся в засаде всадники рассекут это море, подобно окованным медью боевым кораблям норманнов. Но поединок еще не закончился.
— Тескатлипока! — громко воззвал карлик. — Господин мой, Дымящееся Зеркало! Яви свою волю и покарай нечестивца!
Балам-Акаб вновь откинул крышку своей корзины. Запустил туда руку и вытащил сверкнувший на солнце зеленый цилиндр. Поднял над головой, увенчанной круглой маской из ветвей и трав, и прокричал громко:
— Теперь беги, братец! Небесные змеи сожгут тебя! Кецалькоатль отшатнулся. Никто на площади не заметил этого — почти все меднокожие стояли на коленях, но сидевший в седле Кортес увидел, как Змей отступил на шаг назад.
— Ага! — расхохотался горбун. — Ты узнал их, ты вспомнил ксиукоатль! Топильцин оставил их в гробнице Камастле, думая, что спрятал навсегда, но, как видишь, ошибся. А платить за его ошибку придется тебе…
Он вдруг с ловкостью уличного жонглера принялся выхватывать из корзины все новые и новые цилиндры — казалось, что у него в ладнонях горит зеленый огонь. Кортес с изумлением понял, что цилиндры каким-то образом прилипают друг к другу, образуя длинный и гибкий, как хлыст, стержень. Не прошло и минуты, а в руках карлика уже сверкал изумрудный клинок, острие которого было направлено в грудь Кецалькоатля.
— Ты не имеешь власти над небесным огнем, — глухо прозвучал голос из-под маски. — Ты всего лишь злобный колдун, способный только убивать беззащитных детей да пугать старух. Молнии Болон-Ти-Ку не для тебя!
— Вы знаете, для чего предназначены эти штуки, Ваше Высочество? — негромко спросил Кортес. Ясмин пожала плечами.
— Говорят, с их помощью можно повелевать ифритами. Во всяком случае, Змей чего-то испугался…
Кортес, за всю свою жизнь не видевший ни одного ифрита, скептически хмыкнул. Но тут зеленый стержень выгнулся, подобно атакующей змее, и метнулся к серебряной маске Кецалькоатля.
Вспоминая позже этот миг, Эрнандо никак не мог отделаться от ощущения, что удар нанес не Балам-Акаб, а само диковинное оружие, внезапно ожившее у него в руках. Впрочем, все произошло слишком быстро, и в точности описать, как разворачивались события, не смог бы, наверное, никто. Изумрудный клинок вспыхнул слепящим пламенем, и Кортес отчетливо увидел, как белая маска Кецалькоатля начинает плавиться, стекая с лица. В тот же миг угловатая фигурка карлика пошатнулась и, взмахнув руками, полетела вниз. У подножия лестницы тело Балам-Акаба с глухим стуком ударилось о землю, распластавшись рядом с огромной тушей черного ягуара. Сверху на него посыпались сверкающие зеленым огнем кристаллы: оружие снова распалось на отдельные части. Кецалькоатль вскрикнул, обхватив руками голову, и неуверенно, как слепец, шагнул к краю площадки.
— Пора, — воскликнула Ясмин, указывая хлыстом на покачивающуюся белую фигуру, — командуйте же, амир!
"Да, — подумал Кортес, — пожалуй, лучшего момента уже не будет… Почему же так не хочется давать сигнал к атаке?"
Он приподнялся в стременах, поднял руку в латной перчатке и зычно проревел:
— Кастилия, к бою!
Эхо его голоса еще гремело, отражаясь от стен облицованных белоснежной штукатуркой зданий, а на него уже обрушилась оглушительная, невыносимая тишина. Молчали аркебузиры, не слышно было тяжелого топота кавалерии. Но мечники перед ним расступились четко, как на параде, и, справившись с мгновенным приступом паники, Кортес вонзил шпоры в бока Сида и погнал его к ступеням храма Кецалькоатля. В ту же секунду с южного края площади донесся ответный боевой клич кастильских наемников:
— Санта Крус и Сан Яго!
Кортес не обернулся. Он и так хорошо знал, что сейчас происходит за его спиной — закованные в латы боевые кони сминают меднокожих; сверкают взлетающие к небу толедские клинки, тяжело рассекают воздух шипастые шары на цепях, гуляющие по спинам и головам коленопреклоненных семпоальцев… Задачей кавалерии было расчистить проход к западной стороне площади, к широкой дороге, уводящей к городским воротам. По этой дороге отряд уйдет из Семпоалы на юго-запад, в страну отоми. Согласно плану Кортеса, кастильцы должны были покинуть площадь через пять минут после атаки кавалерии — раньше, чем кто-либо из вождей Семпоалы успеет прийти в себя.
Сид перепрыгнул громоздившуюся у подножия лестницы огромную черную тушу, лоснящуюся в лучах полуденного солнца, и застучал копытами по выложенным камнем ступеням платформы. Перед Кортесом мелькнули перекошенные от страха лица придворных, толпившихся вокруг своего господина; кто-то замахнулся на него дубинкой, усеянной осколками обсидиана, но получил короткий удар прямым мечом в живот и исчез из виду. Белая фигура Кецалькоатля стремительно приблизилась и заполнила собою весь мир. Змей по-прежнему держался обеими руками за голову, словно пытаясь оторвать намертво прикипевшую к его лицу серебряную маску, и что-то неразборчиво бормотал на неизвестном Кортесу языке. Кастилец, рубанув мечом какого-то самоотверженного телохранителя, наклонился к Кецалькоатлю и, обхватив сильной рукой под живот, рывком вздернул на лощадь. Из-под маски донесся сдавленный, исполненный муки стон. Кецалькоатль оказался неожиданно легким, будто состоял не из плоти и крови, а из дуновений ветра.
— Уходим! — крикнул Кортес, натягивая поводья. Конь заржал, поднимаясь на задние ноги и молотя передними копытами бросившихся к нему охранников Кецалькоатля. В это мгновение сзади, на площади, громыхнуло так, что у Кортеса заложило уши — это дали залп притаившиеся в засаде аркебузиры. Эрнандо развернул Сида и, крепко прижимая к себе плененного Кецалькоатля, перемахнул через парапет террасы.
На площади царила паника. Кавалеристы Коронадо прорубались к западной дороге, оставляя после себя широкую, усеянную окровавленными телами просеку. Часть площади, примыкавшая к казармам, опустела; устрашенные выстрелами меднокожие в ужасе бросились в противоположную сторону, где выход с площади перегораживала цепь одетых в стеганые хлопковые доспехи гвардейцев Кецалькоатля. Ощетинившееся мечами кольцо наемников казалось незыблемым стальным островом в этом море безумия.
Конь Кортеса легко, почти не касаясь ступеней, слетел с лестницы, перепрыгнул через неподвижные тела колдуна и его нагуаля, но копыто его сорвало маску с головы Балам-Акаба. Эрнандо увидел это, обернувшись, чтобы махнуть рукой Ясмин — теперь, по разработанному им плану, принцессе под прикрытием мечников следовало отходить к западной дороге по расчищенному кавалеристами проходу. Мертвое лицо карлика было искажено гримасой боли и ненависти, выпученные глаза налились кровью, а кожа приобрела отвратительный фиолетовый оттенок. "Когда ты увидишь мое настоящее лицо, оно будет лицом бога", — вспомнил Кортес хвастливые слова колдуна и усмехнулся, еще крепче прижимая к себе перекинутого через луку седла пленника. Горбун оказался совсем не так опасен, как предполагала принцесса. Каким-то образом Кецалькоатлю удалось справиться и с ним, и с его огромным ягуаром, и Эрнандо надеялся, что Змей успеет раскрыть ему секрет своей победы…
Рука Кортеса застыла в воздухе. Строй мечников разворачивался, раскрываясь, подобно бутону стального цветка, чтобы пропустить бегущих через площадь аркебузиров. Внезапно Тубал, все это время неподвижно стоявший возле лошади принцессы, оттолкнул ближайшего латника и бросился к подножию лестницы.
— Стойте! — крикнул он срывающимся голосом, падая на колени перед телом Балам-Акаба. — Не смейте уходить без скрижалей!
Несколько мгновений Кортес смотрел, как Тубал шарит по земле, собирая рассыпавшиеся изумрудные цилиндры, потом отвернулся и вновь пришпорил Сида. Латники, окружавшие Ясмин, отступали за своим капитаном, готовясь отразить контратаку гвардейцев Кецалькоатля. Но те были слишком ошеломлены внезапным нападением кастильцев и не предпринимали никаких попыток отбить своего повелителя.