— Дай мне подумать, и я найду выход. — Одиссей помял пальцами подбородок. — Завтра на рассвете задай мне тот же вопрос.
Дверь в Лабиринт была найдена после землетрясения. Только глупец мог посчитать это случайностью. Древние хозяева дворца подпустили чужаков к своей святая святых. Артуру чудился здесь подвох. Но Шлиман был в восторге.
— Мы шаг за шагом вырываем находки у времени! — высокопарно восхищался он. — Нужно только показать силу! Утвердиться в правах! И прошлое начнет сдавать позиции…
Обнажились новые пласты — нижние, совсем старые этажи постройки, фундаменты, подвалы, переходы. Земля сползла с них, как гнилое мясо с костей. Устье подземелья было вывернуто. Створки дверей из толстой полированной бронзы перекосило.
— Дворец разрушали и отстраивали много раз, — Эванс выдохнул, ворочая лопатой. — Все, что мы до сих пор раскапывали, было поновлено уже во времена микенцев.
Шлиман нетерпеливо дернул плечом. Сейчас его ничто не интересовало, кроме Лабиринта. Осталось лишь раскидать землю да отвалить самые большие камни. Так чего же он медлит? Этот треклятый англичанин?
— Эта часть дворца осталась нетронутой, — продолжал Артур. — Ее не восстанавливали. Напротив. Закрыли и завалили камнями. О чем это говорит?
— О чем? — нервно бросил немец. — Ради всего святого, Эванс! Быстрее! Вы ползаете, как слизняк по куче навоза!
— Терпение, господин Шлиман. Последние минуты всем даются тяжело. — Археолог с силой ударил по слежавшемуся комку земли. — Поведение ахейцев можно объяснить только одним: завоеватели боялись священных для критян мест. Ждали гнева богов, которым перестали поклоняться…
Артур отступил, пропуская Шлимана вперед к облепленным красноватой землей дверям. Первый шаг за порог должен был сделать именно Генрих. Рабочие впились в створки и изо всех сил потянули их на себя. Двери поддались не сразу. Наконец в узкую щель удалось протиснуться. Шлиман ринулся туда, как канонерская лодка. И тут же задохнулся в темном, затянутом погребальными пеленами паутины зале.
— Света! Принесите света! — крикнул он. Сзади подали зажженные факелы.
— Мы в тронном зале. — Эванс стоял за спиной у Генриха. — Впервые после тех, кто его покинул в день разгрома города.
Неверные блики озаряли просторное помещение со стенами, расписанными охрой. Волны, пальмовые листья и два грифона, склонявшие головы в почтительном поклоне перед троном. На полу валялись разбросанные сосуды. Эванс нагнулся, взял один из них в руки и стал ладонью счищать грязь. На золотом боку проступили фигурки женщин, быков и стройных юношей. У изображений не было голов, кистей рук и ступней ног.
— Это ритуальная посуда, — сказал Артур, откладывая кувшин в сторону. — Счастливцы пляшут на полях смерти… Видимо, критяне схватились за свои реликвии в последний момент, когда враг уже ворвался в город.
Он высоко поднял факел и зашагал к квадратному проему двери в соседнее помещение. Теперь археолог шел первым, и как бы Шлиман ни спешил, Артур не давал ему себя обогнать. Длинный темный коридор-дромос кое-где был разрушен недавним землетрясением, и людям приходилось огибать кучи битого камня. Зато и солнце проглядывало в образовавшиеся дыры.
Вскоре путь оборвался в небольшой камере со ступенчатым потолком и глубокими, сложенными из кирпича нишами в стенах. Именно здесь когда-то стояли сосуды, которые теперь валялись на полу в тронном зале. Посреди комнаты возвышался покрытый завесами пыли алтарь. На четырехугольном камне лежали кости, которые, судя по сохранившимся золотым поножам и браслетам, могли принадлежать только очень знатной особе. Нагнувшись, Артур поднял с пола золотую же коническую шапку, некогда украшенную причудливым плюмажем. Не было сомнений, что колпак упал с головы жертвы.
Эванс разгреб руками волокна пыли и начал разглядывать скелет. Тот лежал на боку. Руки и ноги в момент смерти были связаны, да так и остались вместе, хотя веревка истлела. На виске у черепа виднелись глубокие пробои.
— Его закололи, как жертвенного быка, — заключил археолог. — Полагаю, господа, перед нами останки Миноса, последнего царя Крита. Судя по костяку, ему было чуть больше двадцати.
— Такой молодой! — ахнул женский голос за спиной у Артура. Эванс обернулся и без всякого удовольствия встретился глазами с
Софи.
— Я же сказал тебе… — Он осекся, поняв, насколько неуместно звучат его слова в присутствии посторонних.
Шлиман цепко следил за этими двумя. Их поведение в последние дни нравилось ему все меньше. Он специально послал за женой, чуть только двери в Лабиринт поддались. Пусть придет посмотреть на триумф своего Париса!
Генрих мучительно сглотнул и пожевал губами, словно не мог перетереть суховатую горечь, попавшую на язык.
Они думают, с ним можно играть. Они уверены в своей безнаказанности. Конец XIX века! Мы цивилизованные люди. Но он-то не цивилизованный человек! Он мечтал стряхнуть с себя, а за одно и со всего мира груз цивилизации. Агамемнон и Клитемнестра. Электра и ее преступная мать. Орест и Пилад в руках Ифигении. Вот его жизнь, его страсти, его мера, которой он меряет других и хочет быть измерен сам. А эти двое… так ничего и не поняли.
Скоро поймут.
— Я не предполагал, что мадам Шлиман здесь, — извинился Артур. — Мне казалось, наше путешествие небезопасно.
— Оставьте все, что вам казалось, при себе, — свистящим шепотом оборвал его Генрих. — И идемте. Здесь больше нечего смотреть.
Из жертвенной крипты дромос уводил дальше. Коридор начал понижаться, и Артур понял, что они перешли в подвальные этажи дворца, расположенные глубоко под культурным слоем, который он расчистил на поверхности. Слева от себя археолог слышал тревожное дыхание Софи.
— Мадам, вам не по себе? — он старался сохранять равнодушный тон.
— Нет, я сгораю от любопытства, — с напускной бодростью отозвалась женщина и прибавила уже шепотом: — Здесь очень холодно.
Эванс снял куртку и накинул ей на плечи. Что же делать, если муж не догадывается о таких простых вещах? Шлиман сверкнул на них яростным взглядом, но ничего не сказал. В каждом новом помещении, где обнаруживалось хоть что-то ценное, он оставлял по паре рабочих для охраны находок, и вскоре по дромосу двигались только трое: Генрих, Софи и Артур.
Коридор преградила осыпь. Чтобы идти дальше, ее надо было расчистить. Внимание спутников привлек круглый колодец в полу, каменная крышка съехала с него от удара. Бросив факел в темный зев, Эванс убедился, что колодец неглубок, и воды там нет.
— Обвяжите меня веревкой, я спущусь, — деловито сказал он Генриху. — Посмотрю, что как.
Шлиман без разговоров помог ему, придерживая и подтравливая ременную петлю. Минуты через две археолог был на дне и подобрал факел.
— Отсюда есть ход! — крикнул он. — В том же направлении, куда вел верхний коридор. Я пройду немного…
— Подождите нас! — окликнул его Генрих. — Выбраться наверх не составит труда.
Прежде чем Артур успел возразить против того, чтобы мадам Шлиман демонстрировала умение лазать по канатам, Софи оказалась внизу.
— Только после вас, дорогая, — подбодрил ее муж, пропустив к краю колодца.
— Не стоит, может быть, — запротестовал Артур, догадываясь, что творится неладное.
— Не стоит? Вы так полагаете? — отозвался сверху Шлиман. В его голосе слышалась издевка. — А мне кажется, гениально придумано. Что, доктор Эванс, пойдете со мной на новую сделку?
— Я вас не понимаю!
Вместо ответа Артуру на голову упала веревка.
— Я изменил условия нашего договора! — весело воскликнул Генрих, берясь руками за края каменной плиты и изо всех сил толкая ее вперед. — Оставляю вам свою жену, раз уж она вам так нравится. А себе забираю все, что вы здесь раскопали.
— Вы сумасшедший! — закричал Эванс в щель над головой. — Вас станут спрашивать, где мы. Полиция…
— Вы уже имели дело со здешней полицией, — насмешливо бросил Шлиман. — Уверяю, рабочие еще более сговорчивы. Я на треть увеличу их жалованье, и никто даже не вспомнит о вашем существовании.