«Так что на Беломоре 100 тысяч могло вымереть за три месяца с небольшим». При таком проценте — конечно. Однако в другом месте Солженицын называет другую цифру: 10 процентов в месяц. В эту цифру кто только ни тыкал носом нобелеата — и Игорь Пыхалов еще в 2001 году («Время Сталина», с.26), и Эдуард Репин в 2002-м (Дуэль, 8.10), и недавно А. Райзфельд (Советская Россия, 17.7’07)… Но ведь тут получается несколько иная картина: для вымирания 100 тысяч требуется уже не три месяца, а десять. Да и кто же поверит человеку, даже академику и нобелеату, если он по одному и тому же вопросу лепечет совершенно разное?
Но главное… Помянутый И. Пыхалов, приведя в своей книге архивные данные и выстроив таблицу, приходит к выводу: «Как свидетельствуют цифры и факты, смертность заключённых при Сталине держалась на весьма низком уровне» (Цит. соч., с.25). И далее о суровой поре, на которую ссылается Солженицын: «Даже в самые тяжёлые 1942 и 1943 годы, когда голодала вся страна, смертность заключённых составляла около 20 % в год в лагерях и около 10 % в год в тюрьмах. В год! А не в месяц, как утверждает, например, А. Солженицын» (Там же, с.26). Значит, в данной позиции академик врёт в 12-кратном размере. «К началу же 50-х годов, — продолжает Пыхалов, — в лагерях и колониях она упала ниже 1 % в год, а в тюрьмах — ниже 0,5 % в год» (там же). Кому не лень, посчитайте, сколь многократно врет нобелеат и в такой позиции.
Но и это ещё не всё, дальше после рассуждения о том, почему не поверить, что в первую же зиму погибло 100 тысяч, сочинитель, неоднократно повторяет: всего погибло «четверть миллиона» (Цит. соч., с.101, 102). И вот на основании каких расчетов. Называет имена восьми руководителей строительства, приплюсовывает к ним «37 чекистов, которые были на канале», получается 45 человек, и он выносит приговор: «Записать за каждым тысяч по тридцать жизней» (с.99). Откуда взял? Да всё оттуда же — с неистощимого потолка с убогой лепниной. В итоге — 1 миллион 350 тысяч свеженьких самодельных трупов. Не хило! Что скажешь, Бондаренко? Это половина всех заключённых в то время. Значит, лагеря и тюрьмы страны опустели? Увы, статистика не подтверждает. В 1931–1933 годы за самые разные правонарушения и в разного рода узилищах СССР пребывало несколько больше 2,5 миллионов бедолаг («Сов. Россия»,17.07.07).
Когда трусливый оборотень Залыгин перепечатывал из YMKA-PRESS в «Новом мире» эту «Архипелажу», то автор решил поддать жару — что ему стоит! — и накинул на каждого «наёмного убийцу» еще по десять тысяч, получилось — по сорок (Новый мир № 10’89.C.114). Теперь фантастическая гора составила уже 1 миллион 800 тысяч трупов. Почти весь ГУЛаг — за 20 месяцев! Значит, каждый месяц строительства — 90 тысяч трупов, каждый день — 3 тысячи. Да какой же там канал! Не до него! Только успевай рыть могилы. Но где взять людей для стольких ежедневных похорон? Мобилизовать бы обожателей писателя во главе с Бондаренкой… В декабре этого года вышло новое издание «Архипелажи». Не удивлюсь, если там сочинитель ещё накинул тысяч по десять на каждого «наёмного убийцу».
У Солженицына, конечно, нашлось немало последователей, жаждущих сказать своё убийственное патриотическое «слово правды» о Беломорканале: Волкогонов, Радзинский, Куняев тож… Этот «непроходимый вепс» ухмылялся в воспоминаниях: «Стройка века!..» (Т.1, с. 222). И был бы рад-радёшенек к своим несчитанным «миллионам, погибшим при коллективизации» (Там же, с.218), приплюсовать два солженицынских миллиончика с Беломорканала, но почему-то струхнул и снизил его миллионы до «более 70 тысяч» (Там же, т.2., с.34). Откуда взял? Да оттуда же, но с этажа пониже.
За годы благоухающей демократии нам приходилось слышать разные цифры «жертв коммунистического террора», например, А.Яковлев — 30 миллионов, Хакамада — 50, Немцов — 55, Евгения Альбац — 80, Солженицын — 106, Карякин — 120…Кажется, рекордсмена Карякина ещё никто не переплюнул… Конечно, уже сам по себе разнобой в десятки миллионов доказывает лживость всех этих полоумных цифр. Но они из разных уст, а тут — из одних и тех же мы слышим: 100 тысяч… четверть миллиона…1 миллион 350 тысяч… 1 миллион 800 тысяч… А ведь он по образованию математик! Уж если себя не стыдно выставлять на позорище, пожалел бы великую науку.
Между прочим, в числе «наёмных убийц» оказался и знаменитый гидростроитель и многолетний директор института Гидропроект Сергей Яковлевич Жук (1892–1957), академик, дважды лауреат Сталинской премии, Герой социалистического труда. Он похоронен на Красной площади, а его имя было присвоено этому институту. Теперь оно снято. Инженер В.М.Соколов, сослуживец академика по Гидропроекту, пишет: «Возможно, сыграла свою подлую роль метка на его имени, поставленная Солженицыным». Да не «возможно», а точно! Вспомните миллионные тиражи этой бодяги и с каким звоном, грохотом и апломбом всё это извергалось на головы наши. Немногие могли устоять.
Дальше Соколов рассказывает, как сослуживцы Жука дозвонились до сочинителя и попросили его в будущих изданиях бодяги убрать имя их директора. «Суть его ответа сводился к тому, что книга написана 30 лет тому назад, переведена на 35 языков. Она выполнила свою задачу, и он не собирается возвращаться к этой теме. Да, на Беломорканале он никогда не был, в архивах не работал, его книга — это «опыт художественного исследования, так к этому, и следует относиться» (Советская Россия. 4.11.07). Вот уж это точно: свою подлую антисоветскую задачу книга выполнила. И ведь врёт, как всегда: не собираюсь возвращаться…А «Лажа»-то, говорю, только что переиздана, вроде бы в обновлённом виде.
Весьма характерно, что люди вступились только за одного хорошо знакомого им сослуживца, не сомневаясь, судя по всему, в справедливости солженицынского вранья о всех остальных и о Беломорканале в целом.
Примечательно и то, что «Правда», например, достойно отметила 70-летие канала Москва-Волга, посвятив этому в номере за 16 ноября с.г. целую полосу с тремя прекрасными фотографиями; столь же достойно ещё 17 июля отметила юбилей этого канала и «Советская Россия», но упомянуть в своё время о таком же юбилее Беломорканала ни та, ни другая газета не решились. Как же, почти два миллиона жертв… И эту статью я предлагал обеим газетам. Тоже не посмели…
В июле 1933 года по каналу совершили поездку, осмотрели его Сталин, Ворошилов и Киров. Тут Солженицын даёт тупоумнейшую реплику: «А между тем Киров уже обречён, но — не знает». И что из этого следует? Подумал бы лучше о том, что ведь сам-то обречён на гораздо худшее — на проклятие народом. Но — не знает. И, поди, даже уверен, что ему памятник поставят где-то рядом с памятником Окуджавы или Колчака.
А в августе, вскоре после открытия канала, 120 писателей во главе с Максимом Горьким тоже совершили поездку по новому пути. В результате в следующем году вышла книга «Беломоро-Балтийский канал им. Сталина». В ней приняли участие 36 писателей. Математик поясняет: «84 писателя каким-то образом сумели увернуться от участия». Ему, всю жизнь вертевшемуся, ничего другого и не могло в голову придти. Не может сообразить, что ведь 36 — вполне достаточно, возможно, были и ещё рукописи, но надо же знать меру да и места для других авторов могло уже не хватить.
Книга содержала впечатления писателей о стройке и строителях. Она и её соавторы тоже стали предметом злобного поношения и проклятий со стороны суперпатриотов. Куняев десять лет анафемствует: «Эту стройку века, этот грандиозный ГУЛаг прославили Виктор Шкловский, Евгений Габрилович, Вера Инбер, Бруно Ясенский, Семён Гехт, Леопольд Авербах, Анна Берзинь, Лев Славин, Лев Никулин, Яков Рыкачев и многие другие вдохновенные романтики ГУЛага» (Цит. соч., т.1, с. 218 и «Возвращенцы«, М., 2006, с.29).
Списочек верный, только урезанный и несколько однобокий. Ведь среди «романтиков ГУЛага» были ещё и наши соплеменники — Максим Горький, А. Толстой, Вс. Иванов, Н. Тихонов, В. Катаев, М. Зощенко, К. Зелинский, В. Перцов, Б. Агапов…Все они названы В. Кожиновым («Судьба России», М., 1997, с.180). Впрочем, о том сборнике он выразился так: «Книга, воспевающая Беломорканал, то есть концлагерь, где погибали цвет русского крестьянства и многие деятели русской науки и культуры» («Пятый пункт», М., 2005, с.63). Но удивительно, что всегда столь дотошный, обожающий цифирь Кожинов не привел здесь ни одной цифры, ни одного факта, ни одной цитатки в доказательство ужасов концлагеря и даже не назвал ни одного из «многих» погибших там деятелей драгоценной науки и обожаемой культуры. Упомянул бы хоть академика Лихачева, досрочно там освобождённого «без ограничения в правах» за ударный труд в должности диспетчера на железной дороге и дожившего до ста лет под грузом почётных званий, наград и премий, в том числе — Сталинской. Почему же ничего этого нет у Кожинова? Да потому, что он, как и Куняев, просто побрёл по тропке, проложенной Солженицыным, перед которым всегда благоговел. Как нахваливал, и защищал, и обелял его, например, в беседе с правдистом В. Кожемяко. Да, брел и твердил: «Мэтр сказал… Отчего не поверить!».