В принципе назначение такой литературы чисто развлекательное, но, умело написанная, она сослужила свою службу — показала, чего следует на самом деле опасаться. Некоторые аналитики полагают, что именно образы малоприятного будущего, созданные писателями-алармистами, вызвали серию экономических и политических контрмер, в частности, там, где дело касается охраны окружающей среды.
Классические образцы не подвержены моде — «Песнь по Лейбовицу» Уолтера Миллера, «4510 по Фаренгейту» Рэя Брэдбери, «Повелитель мух» Уильяма Голдинга — нестареющие вещи, повествующие о природе человека, о мужестве и отчаянии, об умении противостоять толпе, о том, как легко человек способен скатиться в дикость и первобытное варварство.
После распада СССР (фактически, раньше, начиная где-то с конца 80-х) антиутопии появились и у нас. И даже не потому, что «государственный социализм» доказал свою несостоятельность, а просто потому, что ослабели цензурные препоны — как я уже говорила, мрачные картины будущего цензорами не поощрялись. Одной из первых ласточек стал фильм К. Лопушанского «Письма мертвого человека» (1985) по сценарию Бориса Стругацкого и Вячеслава Рыбакова, посвященный глобальным последствиям ядерной войны. Действие ее было вынесено в некую западную страну — на всякий случай.
Сейчас антиутопия в России получила примерно то же распространение, что и на Западе — т. е. стала коммерческим жанром, наряду с «космической оперой», «киберпанком» и «фэнтези». Утопия же, напротив, практически прекратила свое существование; неудивительно — ее бесконфликтность и «правильность» отдавали эту тему на откуп скорее философам и публицистам, чем коммерческим авторам. Тем более, писать коммунистическую утопию после краха идеологии стало как-то неловко.
Антиутопия как роман-предупреждение фактически тоже перестала существовать — бороться имеет смысл не просто так, но «против чего-то». А черные картины будущего, попадающиеся порой в романах «боевых серий», в общем и в целом нужны для сюжета и никакой другой нагрузки не несут.
Бывают исключения — так, например, нашумевший роман Олега Дивова «Выбраковка» можно отнести к своего рода антиутопии — мир и благолепие, царящее в будущей России, поддерживается отрядами спецназа, получившими полное право карать нарушителей общественного порядка без суда и следствия. В принципе, подобные мотивы уже встречались в западных произведениях, и неоднократно, но для России явились новостью. Мало того, среднему читателю, уставшему от «беспредела», нарисованная Дивовым картина показалась вполне идиллической — на улицах чистота и порядок, преступность упала почти до нуля, экономика налажена, а так раздражающие обывателя «лица нерусской национальности» причислены к гражданам второго сорта. Как я уже говорила, антиутопия очень часто оборачивается подобием утопии — и наоборот.
Антиутопии сильно подвержены не то чтобы моде, но преобладающим в данную минуту в социуме страхам и предрассудкам. Сейчас процветают антиутопии, посвященные вырождению человечества, отдавшего все виды деятельности на откуп искусственному разуму, постепенной подмене реальности «виртуальным миром»… Шум, поднятый средствами массовой информации по поводу клонирования вызвал к жизни несколько произведений, где клоны то являются дешевой рабочей силой и угнетенным слоем населения (примерно, как в ранних фантастических произведениях роботы), то, напротив, бунтуют и прижимают остальное человечество к ногтю. К научной стороне клонирования эти романы не имеют никакого отношения — социальные страхи, связанные с клонированием, заслуживают отдельного разговора и имеют, скорее, метафизическую природу.
Появилось также несколько произведений «апокалиптического» плана — рисующих варианты наступления конца света. Назвать их антиутопией в чистом виде нельзя — скажем, Александра Громова, прославившегося своим пессимистическим взглядом на будущее человечества, интересует в основном, как поведут себя люди перед лицом грозящей катастрофы, а сами модели этой катастрофы чисто условны.
А вообще, поживем — увидим. Или не увидим — антиутопии на то и существуют, чтобы часть каких-то фатальных ситуаций человечество «проживало» на бумаге или экране кинотеатра.
В. РАЯК
НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕТКИ
Сравнивая, что было и что есть, я вспомнил, как работал водителем в оборонном НИИ. Был у нас выдающийся профессор, лауреат Сталинских и других премий. Он почти каждое утро, если чувствовал себя здоровым, поскольку возраст у него был уже под 80, ходил пешком от площади Восстания, где жил в высотном доме, до работы 7 километров. Это было его увлечение. Вечером после работы я или другие водители отвозили его, уже усталого, домой. Также все наши кандидаты, доктора, академики свободно ходили пешком, ездили в городском транспорте, на своих или служебных автомобилях и не думали ни о какой охране. Но это были люди, которые работали на оборону нашей великой Родины, на нашу военную и гражданскую авиацию и космонавтику.