С другой стороны, а Пушкин, например, писавший о Полтавской битве, видел войну? Ведь стихи — это не проза. Вы лучше поинтересовались бы, как смеют без конца точить лясы о войне Радзинский, Сванидзе и Млечин, даже и в армии-то не служившие.
И опять другое дело, когда тот же Быков рассказывает, как некто Горелик, видимо, политработник, для которого Пастернак был кумиром, подошел к нему в политотделе армии и попросил автограф. И далее на свой аршин: «Пастернак наверняка гордился, что за автографом подошли к нему, а не к Симонову, скажем. Симонов был известнейшим военным поэтом, духоподъемная роль его военной лирики несомненна. Но ощущением чуда жизни его стихи заразить не могли. Он был слишком «отсюда» — Пастернак же весь «оттуда». Ну, допустим, «оттуда». А «отсюда» и именно в ту пору кто-то сказал ему:
Хоть ваш словарь невыносимо нов,
Властитель дум не вы, но Симонов.
И это «чудо жизни» было правдой… Впрочем, Горелик-то писал по поводу автографа не о гордости Пастернака, а — «Он был смущен». Но это чувство неведомо Быкову. Вот горделивость, вернее, спесь — это он понимает.
К тому же Быков вкладывает Пастернаку в дни войны такие, допустим, мыслишки из репертуара трех вышеназванных ландскнехтов телеэкрана: «Всех честных людей в России сажают». Да как же самого Пастернака-то не посадили вместе с честной бабушкой Быкова? Загадка… А то ещё и приписывает поэту просто подлое заявление: «Ленивые военные корреспонденты не привыкли ни о чём задумываться, кроме гонорара». Не ленивым, но жирным полезно бы знать, что среди тех «ленивых» корреспондентов были Аркадий Гайдар и Муса Джалиль, Шолохов и Твардовский, Симонов и Гроссман, Платонов и Борис Горбатов… Всего более 9 тысяч, из которых несколько сотен погибли… И никакого гонорара во фронтовых, армейских, дивизионных газетах — а там-то и работало огромное большинство корреспондентов! — не было. Да и мысль о гонораре не возникала. Говорю это как автор, довольно много печатавшийся тогда в газете 50-й армии «Разгромим врага», а потом — 2-го Забайкальского фронта (забыл название). И в каком свете представил этот Быков любимого поэта: побывал-де, как на разовой экскурсии, в освобожденных районах, посетил штаб армии, отобедал там с командармом, дал автограф Горелику — и вот клевещет на тех, кто едва ли не каждый день рисковал жизнью, а то и отдавал её.
А дальше уже о послевоенном времени: «Пастернак говорил о том, что для восстановления страны понадобится очень многое — может быть, вплоть до смены общественного строя. Он доказывал, что без такого изменения люди окажутся неспособны проделать титанический труд по восстановлению после войны». Он, видите ли, говорил. Кому — той самой непосаженной быковской бабушке? Он, понимаешь, доказывал. А что к 1950 году доказала жизнь, т. е. общественный строй, предательскому уничтожению которого радуется говорливый Быков? Только благодаря этому строю всё и было восстановлено за пять лет, что опять же надо знать и самым ленивым и самым жирным, и самым болтливым. Нетрудно видеть, что фигуру Пастернака этот Быков использует для вульгарной пропаганды антисоветчины. И если верить всему, что он написал в своей книге, то можно возненавидеть поэта, причем вовсе не только за убогую антисоветчину.
Ведь чего стоит хотя бы такой совсем не политический штришок. Фадеев дал Пастернаку один литературный совет. И Быков вне себя: «Как будто Фадеев мог Пастернаку что-то посоветовать! — то есть он-то мог, конечно, да только слушался Пастернак не его, а собственного дара». Хоть вспомнил бы о том, что и совет Горького насчёт простоты поэт отверг с позиций «своего дара», как я писал в статье, а вскоре — целиком принял. Да ещё как! До жажды «неслыханной простоты». Впрочем, хватит о Быкове. Он же накатал циклопическое сочинение — 890 болтливых страниц. Моя соседка Л.М. одолела — и пришлось вызывать «скорую»: преденфарктное состояние.
Такой же антисоветчик Kotofej пишет об упоминавшемся Чуковском: «Его сильно недооценивают». Кто? Антисоветчики. В чём дело? А он, извольте знать, написал в 1926 году стихотворение «Тараканище»: «Вот и стал Таракан победителем» и т. д. И это, мол, о Сталине. И вот — «Как ему удалось умереть своей смертью, непонятно».
Тут типичный пример антисоветского жульничества и малоумия. Во-первых, умер Чуковский не только своей смертью, но и в глубокой старости, кажется, на подаренной Сталиным даче в Переделкино. Я там у него в1958 году бывал. Мало того, в советское время издавался он космическими тиражами, получил немало орденов да ещё и Ленинскую премию, хотя сам Ленин в своё время писал: «Нам с Чуковским не по пути». Во-вторых, написано это не в 1926 году, а еще в 1923-м, и уже поэтому относиться к Сталину не могло. Наконец, почитали бы вы, Котофей Котофеевич, как в 1936 году, будучи гостями съезда комсомола, Чуковский и Пастернак обмирали от восхищения Сталиным, появившимся в президиуме: «Пастернак шептал мне всё время о нем восторженные слова, а я ему…Домой мы шли вместе и оба упивались нашей радостью» и т. д. (т.2. с.141). Ну, совершенно, как Николай Ростов в «Войне и мире» при виде Александра Первого. А они по возрасту уже в отцы годились Ростову. Перечитайте. А вскоре после войны Чуковский обратился к Сталину с предложением организовать трудовые колонии для школьных озорников. Но тиран не ответил на это бармалейское предложение знатока детских душ. А позже, после ХХ съезда, Бармалей, конечно, вместе со всей своей кровной и духовной роднёй стал проклинать Сталина и даже закопал в землю его книги у себя на даче. Это уже другая песня…Нет, антисоветчики хорошо знают цену Чуковскому, и она не маленькая.